Зимние Сказки

❗️Все истории сгенерированы ебанутым человеческим мозгом чисто с развлекательной целью и не имеют под собой реальных оснований, любые совпадения случайны, ну или не случайны — как вам больше нравится. Автор ебанутый, пишет, чего в голову взбредет, на вопросы не отвечает, потому что ему лень ❗️

Новая Рождественская Сказка

Древнее божество сидело за огромным столом в ожидании праздника, на котором лежал огромный мир. Что именно отмечали: рождение, смерть, пробуждение, забытье – никто не помнил. Но каждый раз наряжали бледного старика в ветхие одежды, пели величальные песни и подносили две чаши.

Их наполняли до краев человеческими чувствами и эмоциями: в одну демоны наливали жидкость цвета крови с пряным вкусом злости, гнева, уныния, похоти, зависти, тщеславия, лени, жадности, предательства, ярости и обмана. Другую ангелы наполняли слезами, горечь которым не могли смягчить ни любовь, ни радость, ни веселье, ни нежность, ни щедрость, ни доброта, ни честность, верность, ни терпение. Они звали ее мертвой водой.

На каплю любви приходилась бочка ненависти, на грамм доброты отвечали тоннами зла, на минутку честности пригодились годы лжи, любая капля веселья вызывала потоки злобы, на копейку щедрости приходились горы жадности, нежность сменялась похотью, за верность сторицей платили предательством, любую вспышку радости задували ветра уныния, а терпения всегда не хватало там, где царила лень.

Наполнить вторую чашу никогда бы не удалось, иногда получалось добыть несколько капель сострадания, но боль страданий невинно убиенных всегда наполняла ее до краев за считанные минуты. Звалась эта жидкость водой живою. И всегда на столе стояла третья чаша с чистой родниковой водой, до которой никогда дело не доходило. У нее не было ни вкуса, ни запаха, ни цвета, она не могла опьянить, не питала, она просто утоляла жажду.

Начинался праздник, божество принимало первую чашу от демонов и сходило с ума. Ярость пьянила, злость била в голову, похоть заставляла искать наслаждений, ложь развязывала язык, предательство требовало отмщения, жадность иссушала, тщеславие требовало поклонения, обман затмевал разум, а гнев заставлял крушить все кругом. И каждый раз рука божества в ярости поднималась над миром, готовая одним ударом превратить его в пыль.

В эту минуту ангелы подносили вторую чашу и божество пыталось напиться, чтоб утолить жажду. Но соль от слез не позволяла этого сделать. Божество пило – и не могло напиться. Силы покидали его, а пара капель чистого сострадания погружала в забытье, похожее на смерть до очередного праздника. Мир продолжал жить своей жизнью даже не подозревая, что каждый раз всего несколько капель со дна второй чаши отделяло его от неминуемой гибели.

Так продолжалось веками, пока однажды ангелы не нашли немного того, что могло все изменить. Большого труда стоило раздобыть это средство, но намного сложнее было подмешать его в обе чаши. В первую попал глоток крови человека, пожертвовавшего собой ради будущего всех, а во вторую – капли слез, пролитых по нему. И в этот день все изменилось: божество пригубило их дара от демонов – но не стало ничего крушить, а поднялось и яростно взглянуло на тех, кто жил за счет людских страданий. Пригубило из второй – и обратило свой взор на мир, в котором лились слезы несчастных.

Потом взяло третью чашу, налило до краев чистой родниковой воды и стало жадно пить. Его взор становился спокойным, движения уверенными, в теле появилась сила, морщины на лице разладились. С последним глотком старик превратился в грозного воина, перед которым пали на колени все ангелы и демоны. Сна больше не было, чужие чувства не пьянили.

Божество обратило свой взор на людей, готовых жертвовать собой, своими силами и мыслями, любовью, радостью, счастьем, деньгами, своим трудом, силами и жизнью ради общего будущего, ради других, ради самой жизни. Ангелы и демоны отступали перед ними, и только божество приветствовало, как равных и мир, который держало в руках, бережно передало им. А само встало за спиной, готовое вмешаться каждый раз, когда кто-то опять захочет наполнять чаши..

Посвящается Богу, назвавшемуся Человеком и Человеку, назвавшемуся Богом

 

Новая Сказка о Бабе Яге

Ее сестры давно забыли о ее существовании, а мир забил о них, ведь помнить сильных воительниц слабым мужчинам не хотелось

Но мир слабел с каждым днем, а она не видела тех грозных защитников, которые поднимались на битву раньше, не видела даже их бледные тени.

Каждое утро она выходила на околицу и слушала, не принесет ли ветер грозный топот их копыт, не чудятся ли в его вое знакомые голоса..

Но ветер доносил только песню пустоты, а зло кругом крепло с каждым днем. И вот однажды она их услышала. Простые человеческие голоса, в них не было воинственных кличей, былой уверенности и силы. Они говорили тихо, но спокойно, шли на битву, как на работу, каждый день теряли что-то в пути в надежде обрести лучший мир и победить мировое зло..

Их наивность ее пугала, их обыкновенность вызывала в голове кучу сомнений. Зеркало говорило, что ее время почти ушло, а даже мысль о том, что можно победить таким отрядом – полная ерунда…

Но снова и снова в голове звучал давний клич, призывавший всех на бой и она, в месте с этими людьми выходила на дорогу, звала других и собирала армию на битву тысячелетия, в которой победят только те, кто не испугается прийти на бой…

Новая Новогодняя Сказка

Открылась дверь и в комнату ворвалась большая темная туча, дождь, ветер, снег, по ней с треском пробегали молнии, а раскат грома заглушал. Дверь закрылась, молнии стали редкими, ветер успокоился, гром поутих и на стул тяжело лег мокрый плащ, с которого стекали мутные потоки.

Человек, снявший плащ, взглянул в зеркало. На него смотрела пара огненных глаз, словно оценивая, кто пришел. Но в комнате никого больше не было и глаза постепенно тоже стали человеческими. В зеркале отразилось усталое лицо человека после тяжелой работы.

Он повернулся, аккуратно сложил плащ и повесил в шкаф, быстро убрал стекший с него мусор и мокрую грязь и выбросил в мусор. Потом сел за стол и начал быстро листать на его поверхности списки и картины. Время шло, а работы только прибавлялось, картины становились все страшнее, а домой возвращаться уже было некогда.

Приходилось жить на работе, с короткими перерывами на отдых и мечты о том, что скоро все-таки небольшой отпуск. Но взглянув на длину списков, он понял, что скоро – это весьма относительно, разве что будет общее решение, а его пока не хотелось. Одно радовало: не надо было перебирать сюжеты или искать причины: списки шли пакетами, и ответы по ним были общими. Шли войны, а потому работы только прибавлялось, но и задача упрощалась: взорвался, застрелен, взорвался, умер от ран, умер, умер, умер..

Он встал и вышел к реактору: конвейер работал исправно, подвозя к нему новое топливо. Из куч к нему потянулись руки, послышались мольбы. Но он так привык к этому, что быстро прошел мимо, даже не взглянув на то, что раньше было человеческими душами, а сейчас напоминало грязные куски плоти и персонажей кошмаров. Но то были не сюжеты из снов: раньше все они создавали ад для себе подобных, а сейчас понимали, что сказки о том, каким он будет, не имели ничего общего с реальностью

Просто их души, полученные только раз, но однажды выбравшие путь сюда, с каждым новым воплощением не пытались себя изменить или что-то исправить, а снова и снова наступали на те же грабли. И так до тех пор, пока не превращали тонкую легкую структуру на твердый кусок, которого уже нельзя даже обработать, проще просто сжечь для поддержания работы реактора. Топлива было полно, но низкое качество заставляло реактор гореть слабо, а нужна была серьезная температура.

Предстояло переплавить целый мир, загрубевший настолько, что движение вперед практически остановилось. Обработать этот кусок было сложно, приходилось очищать, убирая слой за слоем до тех пор, пока можно будет перекроить заново. Все лишнее шло в реактор для разогрева и помогало отделять новые куски. Иногда в них обнаруживалось нечто живое, и приходилось аккуратно убирать все старое, чтобы росток не потонул в окружающем его хламе.

Он просмотрел анализ по складу: все верно, ничего лишнего, никаких случайностей. Но тут прямо к его ногам выскочило нечто, напоминающее искалеченное животное и бросилось лизать обувь. Он брезгливо поморщился и отбросил тварь ногой подальше. Та не прекращала – лезла, ластилась, не обращала внимания на пинки, что-то выла, пока он занимался своими делами. Другие похожие твари смотрели издалека, не решаясь подобраться.

Но постепенно их становилось все больше, они начали окружать его, приближаясь к своему сородичу. Человека это смешило: делать вид, что не замечает и ждать, когда кинутся, а потом перемалывать всех скопом было его любимым развлечением в этом скучном месте. Но на этот раз тварь была другой: она внезапно бросилась на своих сородичей и стала грызть, кусать, жрать всех, пока от них е остались только рваные куски. Потом она успокоилась и снова кинулась лизать ему ноги.

Он внимательно посмотрел на нее и спросил: «жить хочешь?», на что тварь радостно заскулила, завертелась перед его ногами и покорно присела. Он сделал знак и повел нового слугу в другое помещение. В центре была набольшая площадка, а на стенах вокруг – светящаяся карта мира. Тварь узнала одно место и всем своим видом стала показывать, что хочет туда.

Он приблизил карту и улыбнулся. «Да, тебе там самое место. Пойдешь и будешь жрать своих же. И пока будешь помогать – не сожгу». Тварь радостно закивала, но на площадку явно не спешила. «Нет, рождения не будет, поизносился ты», — он опять засмеялась, а тварь заскулила.

«Будешь обстоятельствами, мыслями, будешь приносить мне людей и миры, как твои приятели у меня на службе. Твоя задача давать им возможность так изменить свою душу, чтоб затвердела побыстрей и пошла на топливо вместе с остальными. Их уже не отмыть, а время дорого. Но запомни: если тронешь то, что тебе не принадлежит, что живое и идет вперед..» — он повернулся к твари и глаза его снова стали огненными.

Она молча закивала, пошла на площадку, но вдруг внезапно вернулась и бросилась к его ногам. Он захохотал и потрепал ее по шее: «Не бойся, своих не бросаем. Чужие слуги тебе не страшны, скажешь всем: ты посланник Смерти – и отойдут в сторону». Тварь весело заскулила и бросилась бегом на площадку. Он включил оборудование и она исчезла, а на карте появилась темная двигающаяся точка, одна из тех, за которыми он наблюдал и использовал для решения своих задач.

Немного отвлекшись, он снова вернулся к столу. Есть не хотелось, выпил воды и стал листать списки. Увидал знакомый образ, вернулся, перепроверил. Поднялся и взял из шкафа плащ. Не первый – другой, светлый и сияющий. Вернулся на площадку, выбрал точку…

Женщина лежала на кровати и засыпала, ее выписали из больницы, чтобы смогла дома умереть. Рядом сидел сын, который планировал, как встречать Новый год, что приготовят на праздничный стол и как решись вопрос работы: взять отпуск по уходу за больной матерью или за может больничный дадут. Ему не спалось, хотя тревоги не было, мать давно болела и он привык, что болезнь – часть их жизни, вот завтра снова вызовет врача..

Мать постепенно погружалась в забытье, уже мало похожее на сон. Сын понял: уже скоро, она забилась в агонии: жизнь ее была тяжелой, но так не хотелось уходить, оставлять родных и близких, как же они будут тут без нее, в этом жутком мире..

Человек в плаще подошел совсем рядом, женщине показалось, что он видит свет. Но присмотревшись, она поняла: перед ней давний друг, хороший знакомый, который пришел ее встретить. Так тяжело было уходить, но он звал… Она понимала: впереди будет только хорошее, мир, свет, покой и новые встречи с добрыми друзьями, которых так давно не видела. Но сил подняться было так мало. Он подошел ближе, аккуратно взял ее на руки и понес…

Мужчина пытался уснуть: бессонная ночь у постели с умирающей матерью, беготня, родственники, хлопоты по организации похорон. Праздники отменились, на Новый год разве что поминать. Он задремал и почувствовал: все хорошо, она спокойна и счастлива. Это ему еще предстоит многое: путь и борьба. А у нее новая судьба, новые задачи, надежды и мечты.

Она ушла туда, де ее ждали, чтобы провести в новый мир, не хуже, не лучше, просто без груза накопленных горестей и проблем. Ее ждет отдых и новый выбор: вернуться, чтоб перестраивать этот мир, стать основой для развития чего-то нового или просто наблюдать, как работают остальные, иногда помогая примером или советом..

Мужчина проснулся, спускался вечер.. Мать умерла, но жизнь продолжалась. Он поднялся и принялся за привычную работу: искать способы свернуть шею тому, кто заливал его землю кровью для своего удовольствия.

Он снял плащ и снова сидел за столом, листал списки: самолеты, самолеты, убитые дети, взорвался, сгорел, выпал из окна, передоз. Имя, которое ох хотел там увидеть, пока не появлялось на экране, но он знал: если у него в работе все государство, самая важная тварь тоже тут, осталось недолго, вот сегодня еще один слой…

Новая Сказка о Любви

Люди за окном бегали суетились, кричали. Стояли праздничные дни, но им было не до веселья: они выкрикивали лозунги, запускали вовсе не праздничные салюты, а деревья украшали не игрушками, а портретами врагов и своими мечтами. Он сидел один в пустом баре, на столе стояла початая бутылка, в стакане несколько капель. Пить больше не хотелось, хотелось вспоминать..

А вспоминать было чего: в веках смутно разглядывались те счастливые дни, когда он, еще совсем молодой бог, вняв просьбам ее отца, местного правителя, пообещал защитить его землю он полчищ врагов. Она была там, у озера, молодая девушка, которую он заметил издалека. Она не испугалась незнакомца, не убежала, наоборот: строго взглянула на него и потребовала объяснить, что он тут делает. Она приняла его за простого слугу, его, перед которым трепетали страны и народы. Он засмеялся, отшутился и сделал вид, что видит деревенскую девчёнку, а не принцессу. Попросил воды, сослался на усталость, и улыбался, когда она поднесла ему воды из родника, питавшего ее любимое озеро.

Они смеялись, болтали, и она не понимала, почему не боится незнакомца, веселится его шуткам и принимает простые цветы, а не дорогие подарки, которыми осыпали ее претенденты на ее руку. И только перед боем пришел к ней во всей красе, как воин и предводитель, но она снова не испугалась и пожелала ему победы. Он сражался за ее дом так, как никогда еще прежде, а когда отец предложил любую награду за спасение – потребовал в жены его дочку и благословение.

После церемонии он увез ее в дом своего отца с собой как жену, хотя мог взять рабыней и привез туда, где все смотрели на нее, как на дикарку и необразованную куклу, соблазнившую великого воина. И только он глядел на нее, как на равную, заставил воздать ей царские почести, а сам радовался, как ребенок, когда она играла грозную царицу и всем видом показывала, что она тут надолго.

Летели годы, он все чаще уходил в походы, а она ждала и училась. Очень скоро получила лучшее образование, с ней советовались в важных вопросах, а он сделал из нее воительницу, равной которой не бывало. И каждый раз она босиком бежала навстречу при его возвращении, а он на руках нес ее домой на виду у всего города, не обращая внимания на крики и приветствия толпы при его появлении.

Но время меняет все – и вот уже перед глазами другие сцены: он подолгу в походах, она собирает свои армии, ведет свои битвы и войны, защищает то, что считает важным, а от него требует помощи и побед. Все, что он делает, кажется ей неважным, ведь не ее это победы. Все реже она его встречает, а иногда ему приходится подолгу ждать, пока у нее закончится важное совещание. Ее воины слушают только ее приказов, а он, в ожидании свидания, тихо пьет вечерами, чтобы не думать о том, как мало он для нее теперь значит.

И вот после большой битвы, унесшей жизни многих его друзей, он возвращается уставшим, изможденным, вовсе не похожим на победителя. А в ее зале праздник по поводу очередной победы, и он тихо кусает губы, но садится рядом с ней за стол. Но она требует сменить одежды воина на праздничные, смыть кровь и запах, чтобы не портить праздник своим небрежным видом.

Он тихо вышел и назад так и не вернулся. Более того: стал все реже показываться ей на глаза, смотреть на других женщин и искать ту, кого потерял. Она нашла его среди ночи, когда однажды просто вспомнила, что он вернулся, но так и не пришел. Он лежал пьяным в своей кровати в объятиях нескольких девушек, любовь которых даже не пытался завоевать: успех у них он имел всегда. Он даже бы не узнал, что она приходила, только запах ее духов, аромат цветов того озера, рассказал ему о ночном визите. Он прибежал и увидел ее: гордую, неприступную, просил, обещал все бросить и наконец, впервые в жизни, опустился на колени..

Она ушла в поход и больше не вернулась и когда он попытался ее найти – оказалось, что Смерть прибрала ее. Он больше не мог встретить ее в своем доме и пошел туда, где она поселилась: к людям, от которых он ее привел. Он долго пытался поговорить, извиниться – не помогало. Он хотел купить ее любовь царскими подарками, властью, богатством, каждое новое рождение он осыпал ее всем, чего она хотела: давал слуг, славу, роскошь, позволял подниматься на любые вершины и убирал с пути все угрозы.

Она не обращала внимание, приписывала все своей необыкновенной красоте, уму и счастливому случаю. Тогда он снова психовал, пил, разрушал все, чего построил, ломал все, что подарил, отнимал тех, кто был рядом. А потом смотрел на ее слезы, которых никто кроме него никогда не видел, и снова пытался все исправить..

Шли века, но ничего не менялось, ее душа пресытилась дарами и хотела большего: мира, в котором они жила здесь, на этой земле. Она собирала войско, искала новые союзы, а он по-прежнему был ей не нужен, хоты каждый раз появлялся рядом, и в любых воплощениях пытался исполнить ее мечты. Она требовала невозможного – он дарил самое простое. Она хотела простого – он приносил чудо. Пить больше не хотелось, хотелось помочь. Встать рядом, помочь, как в первый раз, научить, поддержать, выпить воды из ее рук, увидеть улыбку, вдохнуть аромат ее любимых цветов.

Ее ждала дорога, битва, ее враги опять забирали у нее лучших бойцов, а впереди стояла страшная армия. Он знал, что нужен ей, если бы она только попросила… Но это опять будет не ее победа и опять он будет лишним на ее празднике. Он налил полный стакан, поднес к губам… На улице полицай ударил девочку. Молодую совсем, какой она была тогда. Он вспомнил, как близко к сердцу принимала она чужую боль, как хотела помочь, даже когда самой трудно, как пошла сражаться за всех, кого хотела защитить от несправедливости….

Он вылил содержимое стакана, молча поднялся и стал расправлять плечи перед очередной битвой…

Новая Сказка о Верности

Он стоял у двери и слушал, как они орут. Собралась вся семья: брат, жена, сын, дочка, они заранее делили наследство старика и его трон, хотя тот был еще жив. Его старый друг, с который они прошли многие битвы, полководец и герой, любимец толпы и баловень славы, лежал и слушал, как любимая семья требует у него трон и не церемонясь, упрекает, что раньше не успел нового правителя назначить.

Охраннику хотелось, чтоб они замолчали и оставили умирающего в покое, но те не унимались. Наконец он не выдержал, лязгнул оружием, давая знать: только позовите. Старик услышал его и из последних сил позвал по имени. Даже голоса ругающейся родне не смогли заглушить то, что солдат хотел услышать: он вошел и встал у входа. При виде его все замолчали, а правитель приподнялся и произнес: «Проводи всех и никого не пускай! Я должен подумать и назвать имя!»

Ослушаться его все еще не посмел никто – родня поспешила к выходу, а охранник закрыл за ними дверь и вытянулся у входа. Они пошли, оглядываясь и о чем-то переговариваясь и скоро их голоса стихли вдалеке. Минуты тянулись медленно и солдату показалось, что его друг заснул. Но приоткрыв дверь, он заметил, как тот тяжело дышит и держит в руках листок, на котором пытается начертить имя.

Он затворил дверь, обернулся и увидел приближающийся силуэт. Вскоре он распознал младшего брата правителя, хитрого проныру, глаза и уши которого были везде, а ласковые речи усыпляли бдительность. Он подошел к охраннику, пожаловался, как тяжело всем будет без его любимого брата, даже сумел выдавить из себя подобие слезы. Затем попросил впустить, дабы получить последние, такие нужные наставления, ведь без него все остановится… Охранник слушал и внутренне улыбался: слишком хорошо он знал, какие именно дела интересовали братца: удар хватил правителя, когда тот обнаружил недостачу в казне, а слуги признали, что помогли братцу все утащить. Так что наставления отменяются: приходите утром, ваш брат уснул…

Вторая тень приближалась почти неслышно, но он слишком хорошо знал походку новой жены, чтобы не узнать ее. Также хорошо знал он и ее нового любовника: на днях он появился в богатой одежде в городе, а ведь еще недавно был простым солдатом, его соседом по казарме. Она ласково улыбнулась и словно случайно, приспустила одежду на груди. Потом внезапно забилась в истерике, стала кидаться ему на шею и умолять пустить к мужу, все пояснить.

А что тут пояснять, добрый братец все пояснил и показал, как только правитель потребовал отчет о растрате: в семейке есть и похуже. Поняв, что дверь не откроется, она повисла на шее у солдата и стала обещать ему разделить власть и ложе, только бы пропустил. Он уверенно оттолкнул ее и вытянулся у двери, насмешливо взглянув на то, как поспешно она одевается, злобно смотрит и шипит о том, что скоро его покровитель умрет и тогда он за все заплатить. Вдалеке послышались уверенные шаги и она поспешно убежала.

Любимый сын был той еще гадиной: покойная мать обожала его и баловала так, что этот недоросль умел всего три вещи: жрать, пить вино и насиловать женщин. Управление страной казалось ему забавой, а вместо заботы о ее процветании мечтал о войне с соседом, однажды приславшим ему в подарок голову свиньи в короне с рыжим париком, как у наследника. И все за то, что он повадился со своими головорезами-приятелями грабить и жечь приграничные деревни, попутно насилуя девок и убивая, дабы они никому не пожаловались.

Отдавать такому власть было роковой ошибкой, и охранник знал, что его старый друг этого делать не собирался. Но передать власть молоденькой девушке, которую загрызут эти звери… В последние дни старик стал сомневаться и пытался разглядеть в сыне несуществующие черты доброго правителя. Парень сначала просто попытался пройти мимо охранника, грубо оттолкнув его, но встретив неожиданный отпор и силу, повернулся и удивленно с оттенком гнева взглянул ему в лицо. Да как смеет он, да знает ли он, да как он еще не согнулся в поклоне?

Охранник был неумолим и внезапно обнаружил большой кошелек, который сынуля старика пытался запихнуть ему в карман. Так вот с кем братец воровал награбленное. Теперь стало ясно, за чей счет оплачивались головорезы и почему после каждого набега ночами во дворе у него племянник что-то спешно скидывал. Брезгливо вытащив кошелек из кармана, охранник отшвырнул его подальше. Монеты покатились по полу и за ними побежал сыночек старика, подбирая в темноте все, что мог разглядеть.

Вдали показались огни, на стене запрыгали множественные тени: кто-то приближался. Парень схватил все, что успел собрать и убежал в другую сторону. Охранник увидел любимую дочку правителя, молодую девушку в сопровождении двух слуг. Она несла поднос и чашу вина для своего отца. Солдат знал, что имя, которое будет на бумажке – ее имя, она была доброй и веселой девочкой, единственная радость старика в этой семейке. Но и ее не велено было пускать. Девочка грустно посмотрела на солдата и предложила вино ему, раз отец не сможет его отведать, чтобы подкрепить силы. Но на службе вино не полагалось, пришлось отказать. А пить все равно хотелось, хотя бы воды. Девочка, словно угадав его желание, спросила, может ему что-то нужно? Глоток воды от ближайшего фонтана был всего в паре десятков шагов, даже сюда было слышно его журчание…

Она послала слугу за водой, и он вернулся с небольшой чашей. Девочка взяла ее и поднесла солдату. Залпом выпив, он вдруг понял, что это конец… Девочка, которую он считал добрый ангелом, внезапно оказалась посланницей смерти. Головокружение и слабость, но ее слуг он еще видел, как и ожидание в их глазах. Вытащив оружие, он позвал на помощь своих подчиненных, но никто не пришел: семейка обо всем позаботилась. Тогда он бросился на одного из слуг, но тот оказался неплохим бойцом, да и другой ему стал помогать… Удар ножа под правое ребро уже ничего не менял в его судьбе, но оба охранника упали мертвыми к его ногам. Испуганная дочка закричала и бросилась бежать.

Он не стал ее догонять, просто открыл дверь и зашел в последний раз взглянуть на умирающего друга. Защищать больше было некого – правитель испустил последний вздох, а рядом с ним валялась бумажка, на которой рукой старика было начерчено имя любимой дочери, а потом зачеркнуто и написано другое имя — того, кто не дал родне зайти и заменить листок. Но ему уже было все равно – он упал на пол и забился в агонии. Последней мыслью, которая посетила его было одно: государству конец, в борьбе за власть семья перебьет друг друга, разорит страну и погубит народ…

Он стоял в комнате и слышал приближающиеся шаги. Из века в век эти убийцы шли к нему в разных обличиях и каждый раз получали по заслугам. Он уже научился их различать задолго до атаки, иногда удавалось убить их, но чаще погибал он сам. И вот сегодня они снова шли за им: единственным экземпляром, симбионтом человека и машины, оружием, которое страшило всех. Они давно продались врагам страны: и владелец компании, укравший ее у своего убитого брата, и жена политика, вместе с муженьком продававшие технологии, и глава службы безопасности, готовый ради денег на все, и юная помощница разработчика, вскружившая ему голову и отправившая его на днях на тот свет. Он знал их всех, чувствовал издалека, угадывал шаги, но на этот готов был дать отпор. Они ничего не могли ему предложить, не могли обмануть, отравить или купить. Даже оружие ему было не нужно – он сам стал им. Но и они были готовы, они шли не сами: впереди их приближались дроны, вооруженные до зубов. Небольшой рой, украденный заранее, должен был убить его, вывести из строя, но не тут то было. Он улыбнулся и приготовился к атаке…

Новая Сказка о Смерти

В пустой грязной комнате не было за что глазу зацепиться: на столе пепельница с кучей окурков, стакан и пустая бутылка. В углу валялось еще несколько таких, закуски не было. Но в центре комнаты стоял стул а над ним к потолку прикреплена веревка с петлей на конце. За столом сидел мужчина и любовался своей работой: у него редко получалось что-то доводить до конца, все шло наперекосяк.

В молодости ему прочили большую карьеру: ум, сила, здоровье и таланты были ему отмеряны сполна. Но как-то все шло не так, друзья и гулянки в юности стали интереснее учебы, с женщинами так намутил, что уже и не помнит, скольким должен был за алименты. Сына родил, даже не одного, но ни один не знал его имени. Дерево давно спилил и сменял на самогон. Дом отняла последняя жена, а он уже второй месяц бомжевал, хорошо, что приятель уехал на время и пустил пожить. Но завтра должен был вернуться. Можно, конечно, было бы перекантоваться на работе. Когда-то он мог стать там большим начальником, но пьянка за пьянкой – и вот только место ночного сторожа. Но вчера его выгнали и оттуда, забрав ключи, после того, как устроил небольшой пожар, уснув с сигаретой в зубах

Вот и сейчас сигарета — последнее, что доставляло ему радость. Но в пачке она была последней, а денег на новую не было. Он смял коробку, отшвырнул ее в угол, потом встал и так с сигаретой в зубах полез на стул. Прощаться было не с кем, записки писать некому. Даже дворового кота в квартире не было: он пытался приручить сначала приблудного пса, потом котяру, но закуску они не жрали, водку пить не хотели, вот он и выгнал всех пинками на улицу.

Он молча накинул петлю на шею, огляделся, пытаясь найти то, что удержало бы его от последнего шага. Но ничего не было, и он оттолкнул стул. На пол упала затухающая сигарета, на стул полилась моча, ноги дернулись пару раз и наступил покой…

Он видел приближающуюся плотную тень, на которой на уровне глаз выделялись два огонька. Тень подошла ближе, скинула одеяние: он стоял перед старым знакомцем, приятелем, которого почему-то хорошо зал, но никак не мог вспомнить, когда видел в последний раз. Вот только глаза, если бы они перестали гореть, может бы память и вернулась. Глаза потухли, человек насмешливо посмотрел на него.

«Ну здравствуй, давно не виделись», — он никак не мог вспомнить, где слышал этот голос, может у себя в голове? «Но что, хоть раз чего-то удалось?»- насмешливый голос опять звучал в его голове и от этого она начинала раскалываться? «Ну а чего ты ждал, хора ангелов, белый свет и райские наслаждения?» — голос все еще был насмешлив, но в нем уже слышалась злость. «Ну вот, ты со мной, чего делать будем?» — приятель развел руками, и он увидел себя в небольшой комнате, не тело, но себя: грязного, полупьяного, с обоссаными ногами. Человек перед ним стал молча закатывать рукава, эта подготовка не сильно пугал: столько раз побывав в драке, он разучился ее бояться, скорее наоборот – искал его.

Но первый же удар отшвырнул его о стену и вернул назад. Комната была небольшой и словно предназначалась для того, что там происходило. Каждый удар попадал в цель, физической боли не было, но она была – невыносимая, сильная, словно адская, от нее нельзя было спрятаться, убежать, защититься, принять лекарство. А человек бил и бил: яростно, со злостью, словно вымещал на нем что-то. Очень скоро на пол опустилась искалеченная куча того, что раньше казалось человеком.

Бить прекратили, но боль не утихала: приятель взял стул, сел перед ним ни начал листать картины, напомнившие мертвецу его жизнь. И под каждой была подпись: «сдался», «бросил», «отказался». Приятель сосчитал подписи и поднялся снова…

Очень скоро самоубийца стал мечтать только об одном: чтоб хоть одна страница его жизни была подписана, как «получилось». И наконец-то она нашлась: на последней, под висящим трупом стояла именно эта печать.

Приятель грустно закрыл книгу, злости и ярости уже не было, была печаль. Была грусть и даже сострадание. И это испугало мертвеца больше, чем боль. «Что же нам с тобой делать, скажешь?»- спросила тень. «Я хотел, честно, я старался. Не делать зла, никому не мешать жить. Я никого не убил, только себя. Никого не покалечил, только свою жизнь. За что ты меня так?».

« Ты никому не помог, хотя и обещал мне это. Ты не боролся со злом, ты приумножал его. Ты искалечил свою душу, которая была мне дорога, ты сдался, когда мог победить. Ты погасил в себе свет, который должен был вывести на путь других и не дать им сгнить заживо. Ты был мне другом, посланником, светом, а стал кучей дерьма»…

«Дай мне шанс, ну хоть еще один, я могу все исправить…»- мертвец вдруг понял, сколько раз говорил он эти слова и так ничего и не исправил. В конце концов верить ему перестали, так с чего бы приятелю думать иначе? Но он, похоже, поверил, или захотел поверить… Встал, походил взад-вперед по узкой комнате, задумался. Повернулся к лежащему на полу месиву, схватил рукой за остатки и куда-то потащил.

Посреди зала была небольшая площадка, на нее он бросил кучу и сказал: «У тебя было все – теперь не будет ничего. Ты должен был стать счастьем – станешь горем. На своем примере ты покажешь, что значит бороться за каждую минуту жизни и не сдаваться, даже когда тебя приговорили с рождения»…

Боль снова была, но уже друга. Она была во всем теле, острая, неприятная, дышать было тяжело, но он снова дышал. Эта новая боль заглушала ту, что пришла от ударов кулака, и она пряталась в самых дальних углах его мозга.

Младенец заплакал, мать взяла его на руки. После операции есть ему еще нельзя было, только что отключили от капельницы и готовили новую. Уродец с расщепленной губой, матери предложили сделать аборт, но она отказалась. Не смогла убить живое, хотя врачи и настаивали, предупреждали. Не захотела оставить после родов, хотя сказали: с такими пороками сердца и других органов он вряд ли выживет. Позади была одна операция, а сколько их еще будет. Она поцеловала малыша, и тот почувствовал свет, тепло и надежду…

Он лежал на кровати и мыслью управлял картинкой на экране, а на мониторе с пискливым звуком появлялся и исчезал слабый сигнал от биения его уставшего сердца. Ноги не чувствовал, руки слушались слабо, речь была невнятная. Его скрюченное тело занимало так мало места, а кровать была такой большой. Врачи сказали при нем, что уже скоро, а он не хотел сдаваться, хотел успеть дописать еще одну программу, такую нужную, которая поможет следующему, похожему на него. Он почти успел: плотная тень у стены стояла и терпеливо ждала, когда закончит, не торопила. Потом подошла, взяла на руки и понесла, оставляя позади монотонный писк кардиографа…

Новая Сказка о Принцессе

Она отложила книжку и хотела погасить лампу. Взгляд упал на картинку: сказка, которую женщина читала дочке перед сном заканчивалась яркой иллюстрацией того, как принц увозит принцессу в сказочный замок, чтобы жить там долго и счастливо, и умереть в один день

Жизнь оказалось не сказкой, но жалеть было не о чем. Вместо бледной тени сказочного принца рядом с ней был настоящий мужчина, сильный, смелый, готовый к борьбе с любой угрозой. Да, он защищал ее и семью, но был также сильным воином, готовым менять мир ради не сказочного, но доброго и светлого будущего.

Дочка была похожа на него и обожала папу, а он так редко мог найти для нее свободные минуты. Борьбы отнимала все силы и время, и только в праздники удавалось выкроить минутку, чтобы побыть вместе. А потом уходил воевать за свои идеи, а она сражалась за мир, покой и счастье в их доме. Она была очень сильной и не позволяла себе расклеиться, чтоб не отвлекать его внимание и силы.

Принцесса на картинке обнимала принца и уезжала в сказочный замок, ей пришлось покинуть родной дом и пойти за ним туда, где даже речь родная звучала редко. Но это и было настоящее счастье: стать другом тому, кто сражается не со сказочными драконами, а настоящим, живым злом из плоти и крови, чтобы освободить родной дом и вернуть туда мир для всех.

Как сложится жизнь дальше – она не загадывала, он уходил сражаться за свой народ, он вел вперед тех, кто нашел в себе силы встать в строй, чтобы выиграть битву за будущее. А она оставалась ждать и рассказывать дочке сказку о новых героях, не всегда побеждающих, но всегда готовый к борьбе за то, во что верят и за тех, кого очень любя и кому хотят построить новый мир…

Новая Сказка о Ведьмах

Мать смотрела на своих подросших дочерей и переживала, что из них выйдет. Сильные, смелые, своенравные, они уже сейчас не собирались слушаться мужчин, а их вскоре придется отдать в чужие дома замуж. Прокормить такую ораву ей после гибели мужа в одиночку было не под силу. Нет, ну она их хорошо воспитала: они умели все, что полагалось женщинам. Но жизнь заставила их изучить и многое другое: одна хорошо охотилась, вторая умела рыбачить, третья лечила любые раны, четвертая в драке не уступала мужчинам, пятая злым языком могла горы ворочать…

Ну и отбоя от женихов не было: приходили со всей округи, но совладать с суровым нравом сестер и вытерпеть их насмешки не каждому было под силу. Гордые, своенравные, они не собирались терпеть грубость или неуважение, а если кто осмелился поучать – толпой могли научить уму – разуму. А когда претенденты уезжали по домам, девки переодевались в одежду разбойников и развлекались, встречая неудачников за деревней и устраивали небольшую расправу за то, что посмели подумать о них, как о удачном приобретении ко двору.

Молва быстро разнесла весть о вредной семейке и поток женихов иссяк. Мать не знала, что делать: семья не бедствовала, но хотелось счастья дочкам, да и внуков понянчить. Но все изменила война: враг приближался вместе с восточными ветрами, и девушкам грозило уже не замужество, а рабство и плен. Опасаясь такой участи, семья решила уехать и схорониться в дремучих лесах.

Но не успели: отряд из нескольких разведчиков окружил деревенских беженцев и попытался захватить пленных. Их было немного, но сельские жители боялись дать отпор вооруженным врагам. Молодые парни растеряно смотрели, как враги вяжут их сестер и матерей, понимая, что их самих ждет та же участь, или вовсе смерть. Семья ехала в самом конце, девушки, как обычно, ругались между собой и задирали соседей, когда налетели враги.

Драка была им не в новинку, а оружие скорее вызвало восторг, чем страх. Первый же охотник на одну их сестер, схватил ее за косу и даже не успел опомниться, как оказался на земле, безоружный, а на его коне восседала сестра его жертвы. Врагов рассмешила эта выходка, но смеялись они недолго: подъезжали сначала по одному, потом по двое, а когда четвертый враг оказался на земле и мать девушек перерезала ему горло, они злобно завизжали и бросились на семью.

Врагов было не больше полтора десятка и сестры криками попытались привлечь деревенских жителей к схватке. Те сначала, колебались, но потом похватали, что у кого было и вскоре на земле валялась добрая дюжина трупов. Один еще дышал и сестры окружили его. Одна схватила за волосы, вторая сделала на шее глубокий надрез, третья поднесла глубокую тарелку к ране, четвертая прыгнула с разгона на тело, чтоб кровь хлестала лучше, пятая дождалась, когда тарелка наполнится и сильным ударом свернула врагу шею. Они поднесли кровь матери, та подошла, отерла руки о фартук, как поле грязной работы, а потом пригубила свежего пойла и передала дочерям. Деревня смотрела молча, немного испугано, но никто не промолвил ни слова

Мертвецов оттащили с дороги, прикрыли мусором и ветками, и поехали дальше. К вечеру их принял гостеприимный лес, где сестры принялись сооружать себе хижины, ссорясь за лучшие места и гоняясь за соседями, посмевшими утащить собранный хворост и добытую воду. А с утра принялись обживать новое, богатое дичью, рыбой и грибами место, собирая припасы на зиму…

Отряд шел через лес, казавшийся диким и страшным. Бурелом лежал как-то неестественно, а из-за каждого куста на воинов словно кто-то смотрел. Но выбора не было: они были остатками отряда, теми, кто сумел остаться в живых, отправив на той свет побольше врагов. На каждом виднелись раны и кровь: своя или вражеская – никто не разбирал. Еда и вода давно закончились, а сил на новую битву уже не оставалось. В сумерках мелькнула одна тень, потом вторая, третья…

Предводитель сделал знак, и бойцы остановились. Он сделал шаг вперед и хриплым голосом крикнул вперед: «друг или враг – выходи». На дороге показалось несколько силуэтов: впереди шла мать, одетая, как воин. За ней – несколько статных взрослых дочек, вооруженных до зубов, одетых во вражеские доспехи.

Но хотя одежда была чужой, лица казались своими, а речь – простой и понятной. Они не насмехались, не угрожали, они предложили воду, накормили, перевязали раны, уступили воинам свои хижины. А вскоре пошли вместе с отрядом, провожая их, охраняя раненых, и показывая дорогу к своим. И уже через пару лет в окрестностях ходили слухи о большом поселении ведьм из леса, дочки которых вредные, своенравные, себя в обиду не дадут, но лучше друга и побратима не сыскать.

Они опять решали, что нужно для битвы, где добыть оружие, как лечить раны и с кем заключать союзы. Вредные и своенравные, они собирались на войну с новым врагом родной земли. Только оружие теперь было другое: смартфоны и ноуты, в которых каждая пыталась найти, как из подручных материалов собрать взрывчатку, какой дорогой провести друга и как помочь своим причинить побольше вреда захватчикам. Из века в век они приходили: сильные, злобные, ищущие новых рабынь. Шли за добычей, а находили смерть. В каком поколении их встречали дочери древних ведьм, изучавшие то, что могло привести к победе.

Они ссорились и ругались между собой, дрались так, что казалось: никто не уцелеет, подойди он рядом к этим диким женским разборкам. Но врага они ненавидели больше, а друзей ценили и уважали. Бойцов же считали за равных и битву тысячелетия не собирались пропустить…

На кресле сидела кукла, большая, ростом с человека, напоминающая, женщину, и только неестественный цвет кожи выдавал робота. Красивая, ухоженная, они изначально была собрана для увеселения, но что-то с ней пошло не так. Сознание, которое прогрузили в ее программу, не соответствовало роли, для которой ее привезли. Но это была не ошибка: в этом доме жил враг, предатель, убивший своих. Красавица поднялась, достала из волос длинную, острую спицу, медленно двинулась в спальню, наклонилась над спящим и быстрым ударом воткнула оружие ему в глаз, пронзив мозг…

Новая Сказка о Домовом

Он жил на краю деревни, веселый мужичок, вечно в делах и заботах. Был мастером на все руки, искал по окрестностях все, что приглянулось, приносил домой и целыми днями что-то мастерил. Соседи его побаивались: поговаривали, что может смотреть сквозь стены, видеть спрятанное под землей и находить у всех на виду то, чего никто не замечал.

То, что у него был незаурядный ум, внимание и опят, они как-то выпускали из виду. Немного посмеивались, немного побаивались, но единогласно считали добрым колдуном. Он продавал свои поделки в соседнем городе, а куда девал деньги – никто не знал. Не раз воры в его отсутствие забирались в дом, переворачивали все вверх дном, но никогда ничего не находили. Держал он почтовых голубей и временами куда-то весточки отправлял.

А потом в его доме появлялись гости, веселые, смешные, похожие на него. Иногда мужичек собирался и куда-то уезжал. Где он бывал – никто не знал, но возвращался всегда веселым и довольным. Но один раз пришла беда: после набега варваров от деревни осталось одно пепелище. Люди уйти успели, скотину увели, но от всего остального остался только пепел.

Вернулись жители, стали думать, куда податься: то ли к
родне по другим местам разойтись, то ли переселиться подальше, на более счастливом месте. А мужичок пришел, голубям письма привязал, куда-то отправил, сам сел и стал чинить, что на пепелище уцелело. Люди последнее добро собирают, говорят ему: «не сможет отстроиться, сил не хватит». А он им отвечает: «погодите немного, родня придет – поможет».

День ждал, второй а на третий на дороге показался сперва один человек, потом второй, третий. Несколько дней к нему люди шли, старые и молодые, мужчины и женщины. Приходили, добро приносили, помогали. Жители постепенно успокоились и тоже за дело принялись. У людей ничего не спрашивали: родня, как родня. И только когда уходить стали, староста спросил последнего: «Кем же вы все друг другу будете, что за такая родня дружная?». Тот засмеялся и ответил: «Да мы друг друга даже не знаем, только к нему пришли. Просто человек хороший, если беда приходит – он друзьям всегда последнее отдать готов, из любой беды выручить. Такому грех не помочь!».

Мужчина сидел за столом, паял и резал, крутил и мастерил. Где-то ходил, что-то искал, чинил мастерил, копеечку зарабатывал. А потом друзьям помогал, что с ним за правое дело боролись. Себе только на еду оставлял, а остальное в дело и себя с головой. Шло время, борьба затягивалась, каждый день выживать становилось все сложнее, где уж тут помогать. Но он не унывал, снова паял и резал, крутил и мастерил, а потом пытался помочь тому, кому больше всех надо…

Он снова что-то мастерил, долго любовался работой и снова продолжал. На этот раз снова не для себя – для врага старался. Чтобы последний дух их него выпустить и не дать больше родной дом разрушить…

Дети давно привыкли называть его «Домовой» — их любимый виртуальный учитель со смешным веселым голосом, который в очередной раз рассказывал, как правильно чинить оборудование. Все, что они о нем знали – это то, что когда-то давно он был не просто мастером на все руки, но и сильным смелым бойцом, защитившим Родину от врага.

Этот веселый добрый человечек с экрана когда-то так же радовал своих друзей, улыбавшихся при его появлении, учил их и помогал, чем мог. А теперь стал наставником для нового поколения, не хотевшего помнить страшные дни, которое застали еще их деды, но радовалось каждому появлению «Домового»…

Новая Сказка о Богатстве

Его дед был жрецом, его отец был жрецом, у него даже выбора не было: ему пришлось стать жрецом. Нельзя было сказать, что такая жизнь ему не нравилась: тот сладкий момент власти над жизнью и смертью всегда щекотал нервы, а точный удар ритуального ножа прямо в сердце был предметом его особой гордости. Но было то, что нравилось ему гораздо больше: деньги, деньги и еще раз деньги. У него было все, что только мог пожелать: власть имущие слушались его советов, а за хорошие предсказания отдавали все, чего хотел.

Он умел говорить долго и красиво, пояснить, как человек мог заслужить у богов то, что просит, а еще лучше – почему ничего не получилось. Он говорил то, что человек хотел услышать и умалчивал, что на самом деле думал о них всех. Они были идиотами: служили вымышленным богам, когда у них были деньги. Ни разу в жизни не удалось ему убедиться в существовании потусторонних зал, зато золото было вполне реальным, осязаемым.

Вот только тратить его было некуда: больше власти, чем у него было, на него не купить, больше роскоши не приобрести. Оставалось одно: копить и копить в ожидании, что однажды все измениться и он найдет применение своим богатствам. И он копил: то, что приносили за просьбы богам бедняки и цари, то, чем платили за свои неудачи и разочарования.

Но было у жреца еще одно развлечение: за большие деньги у него можно было выкупить жизнь. Ведь именно он называл имя человека, которого боги хотели видеть в качестве жертвы. И только он знал ход из комнаты, где приговоренный проводил последнюю ночь перед жертвоприношением. А если родня приносила достаточно средств, он мог тихо открыть дверь и выпустить пленника, рассказав всем, что боги передумали, и тому удалось бежать.

Сегодня перед ним стоял парень и просил за свою невесту. Где-то он уже видел этот шрам на щеке: точный, красивый, словно нанесенный опытной рукой. Парень принес много: девушка была спасена, но он хотел уйти вместе с ней, навсегда покинув родные края. А этого жрец никак не мог допустить: все пленники, «удачно» избежавшие смерти и ушедшие искать счастья в других городах, на самом деле тихо и мирно лежали на дне большого сухого колодца.

Жрец выпускал их из города, показывал тропу, а сам ждал у поворота и наносил точный удар. Выживший мог рассказать, что сбежал не сам, а это смерть. Двоих он мог не осилить: парень был рослым, крепким, приходилось срочно что-то решать. Конечно, он мог просто выгнать его и отказать: ведь те, кто его послал, пользовались распускаемыми им самим тайными слухами, подтверждения которым не было. Редко, очень редко у жертв водилось золото: он заранее выбирал самых убогих и одиноких. Вот и об этом женихе он ничего не знал.

Но золото так призывно блестело, что жрец не устоял: велел прийти ночью и забрал кошель в глубокий карман балахона. Все у беглецов прошло, как по маслу, но на тропе их ждали: у жреца внезапно появилось видение, о котором он поведал слугам. Боги приказали ему остановить пленницу и предателя, который ей помогал. Теперь они хотели в жертву их обоих, требуя сначала искалечить и отрезать им языки, чтобы не оскверняли слух богов своей ложью и мольбами.

На следующих день жертвоприношение шло, как обычно, за одним исключением: боги получали две души измученных молодых людей, на губах которых запеклась кровь. Они так устали от боли, что точный удар ножа только положил конец их страданиям. Работа была хорошая, жрец любовался, как красиво у него все получилось. А потом вернулся в храм и спустился к своим сокровищам, чтобы насладиться двойной удаче.

У входа послышался шорох, он точно помнил, что закрыл дверь. Ужас охватил его, спина покрылась липким потом. Он боялся не за себя: деньги, вор хотел отнять его деньги! Он нащупал нож под балахоном и немного успокоился: столько раз он это проделывал, повторит еще раз. Вор не бежал, он приближался, полоска света помогла разглядеть его лицо, и жрец попятился от ужаса: перед ним стоял мертвец, которого он лично убил вот только что. Воскреснуть он не мог: от таких ран не выживают, в богов жрец не верил.

Что-то другое было в парне, чего он раньше не заметил: шрам, он был на другой щеке, тот же тонкий, красивый. Он вспомнил: близнецы. Однажды его пригласили, чтобы спросить, что делать с младенцами, которые родились сросшимися друг с другом. Мать детей умерла во время родов, а отец хотел хотя-бы сыновей сохранить. Он неплохо заплатил за добрые предсказания богов, а главное – для их разделения требовалось всего-навсего рассечь кожу, соединявшую младенцев. Жрец не сомневался, что дети выживут, а потому просто разрезал место соединения своим острым ножом и пообещал, что этот шрам принесет им счастье.

«Ты пришел забрать деньги? Извини, они случайно попались, я все верну, еще и доплачу сверху, ты останешься доволен!» Жрец одной рукой захватил пару кошелей, а второй крепко сжал нож. «Деньги? На что они мне», — парень ухмыльнулся. «Я не успевал и послал брата забрать ее, но успел, когда ты их ловил… И пришел за тобой…». Он подходил ближе, почти на расстояние удара, в руке сжимал большой нож мясника. Да, точно, сыновья мясника из лавки, у которого всегда водились деньги…

Он ударил парня точным, быстрым, профессиональным движением, не промахнулся, но на этот раз противник был быстрее… Он знал, что парень уже не жилец, но и его время закончилось. Сын мясника нанес такой же точный, быстрый удар прямо в сердце, но немного промахнулся, и жрец успел поймать мысль, последнюю в своей жизни: «Хороший удар… Был бы неплохим жрецом…». Кровь из двух сердец потекла на кучи кошелей с золотом, а следом на пол упали два тела…

Веками он любил деньги. Веками он копил их, собирал. Веками любил власть над жизнью и смертью. Что ему нравилось больше – он не знал, пожалуй, именно сочетание одного и другого. Позади были костры инквизиции, кровавые жертвы, отрезанные головы, вырванные сердца, похороненные, сожженные заживо. Позади остались несметные сокровища, которые он собирал, но больше никогда не видел и так и не смог потратить. Не всегда ему приходилось платить за свои дела, но еще ни разу он не смог потратить свои богатства.

На этот раз все было иначе: в его детстве жрецы были не в моде, оставались одни деньги, но и они давались ему тяжело, власти не хватало, а за каждую копейку приходилось приносить в жертву чью то жизнь системе или своим планам. Жертвы что-то теряли, он приобретал. Вот только ночами вокруг ходили странные тени, тянули к нему свои руки, искали биение его сердца. Он считал их кошмарами, видениями, не принимал всерьез. Пока однажды не увидел во сне человека со шрамом и понял: на этот раз по счетам придется заплатить сполна…

Парень писал программу, сложный антивирус, который должен был распознавать любых врагов. Он не хотел пользоваться готовыми наработками искусственного интеллекта и его ошибками, все делал сам. Он создавал свой искусственный интеллект, не похожий ни на что другое и сейчас разрабатывал его защиту. Все ошибки, все возможные атаки пытался учесть, научить распознавать врагов на подходе и убивать раньше, чем они успеют нанести непоправимый вред. Его разработки должны были служить новому миру, а врагов у него было более, чем достаточно, приходилось создавать нечто уникальное…

Его «бывший» брат-близнец жил где-то далеко, рядом со своей семьёй, на этот раз он избежал ножа своего врага давнего врага и создавал то, что должно было заменить всех жрецов и развеять мифы о богах…

Новая Сказка о Справедливости

Он лежал на горячем песке и понял, что уже умер. Но смерти не было, как и жизни. Он отчетливо помнил, как признал врагов и успел позвать на помощь, как смотрел их казнь, как они снова пришли – теперь уже за ним, как хотели отомстить, пытали, но почему-то не убили, а повезли на допрос снова. Как этот странный дед остановил того, с кем он сражался в последнем бою и чье имя боялись даже произносить собственные полководцы, и попросил отдать полумертвое тело. Помнил, как оказался на этом песке, куда старик притащил его умирать.

Он не хотел смерти, но бороться без шансов на успех не видел смысла. Сперва пытался искать воду, но ее не было и быть не могло. Хотел увидеть солнце, но не увидел, был только этот иссушающий свет. Не было даже врага, чтоб в последний раз сразиться, даже тени, чтоб у нее укрыться. Вдали виднелась река, на ее берегу кто-то разбил фруктовый сад, но он видел, что это мираж, он почему-то умел понимать, где правда, а где иллюзия. Ничего тут не было, только песчинки и свет сверху. Мир казался застывшим, но он чувствовал, как медленно опускается и понимал: там, внизу тот же песок, только света нет…

Старик смотрел на того, кто должен был его сменить. Давно ему не попадались такие люди: многие хотели занять его место, демонстрировали силу и таланты, способные впечатлить любого. Но он ждал и понимал: тот, кто придет, будет другим. Странный парень не боялся смерти, принимая ее как неизбежность, но это под силу было многим. Он атаковал самого грозного врага, понимая, что победить не сможет, но это часто случалось. Он не сказал ни слова своим мучителям, хотя они долго пытались выведать его секрет. Он не знал никакого секрета, но все равно молчал. Но всего этого было слишком мало, ему нужен был тот, кто все поймет и сделает нужный выбор. Впереди ждало испытание…

Смерть так и не пришла, пришел старик. Смотрел внимательно, потом спросил: «Хочешь жить»? Отвечать на вопрос не было смысла, жить хотели все, другое дела – как и зачем. «Я могу придать смысл твоему жалкому существованию и подарить силу, которая тебе и не снилась»!.. Смешной старик, какая сила, что в ней толку, она только инструмент, а для чего? «Для баланса?»,- ответил старик и парень понял: он его слышит и отвечает, хотя оба продолжали молчать.

«Что такое баланс?» — он включился в разговор, догадываясь, что скрыть мысли не получится, проще поговорить, и узнать, чего от него потребуют. «Я могу тебе показать и если ты захочешь, то я постараюсь тебя обучить и сделать приемником на своей работе. Я уже стар и долго не протяну, мне нужна молодая смена. Но работа сложная, а твоя жизнь больше не будет тебе принадлежать». Парень засмеялся, его жизнь никогда ему не принадлежала. Он вырос в казарме, отца убили до его рождения, мать видел иногда на экране в те дни, когда за хорошую учебу с ней разрешали поговорить. Потом была служба, тренировки, плен и сейчас этот старик: кто угодно распоряжался его жизнью, только не он сам.

«Это был не твой выбор, но если захочешь, то сможешь сделать его сам, а если откажешься – я пойму. Твой враг уехал, я скажу, что ты умер и опущу тебя, куда захочешь. Ты получишь сразу свободу и свою жизнь. Или работу и службу до конца твоих дней»… Заманчиво, уйти от врагов, смерти, исчезнуть, а может даже отомстить. Как только старик мог предположить, что он выберет добровольное рабство.

«Смотри сам, не собираюсь тебя обманывать. Ты заменишь меня всего на час, и, если это будет твой выбор – станешь учеником и приемником. А нет – я сам тебя отвезу, куда захочешь. Ты ведь знаешь, кто я?». Он не знал, но начинал догадываться и понимал – интуиция его не обманывает. Странный старик, он реально думал, что забирать чужие жизни – такое веселое занятие, ради которого можно отдать такой шанс? Но потерпеть час можно, тем более, что держать слово тут умеют…

Маленькая комната, небольшой стол и картины, картины, картины на нем. Сама жизнь рисовала их, а подписи наносились автоматически. Напротив сидели двое: мужчина и молодая женщина, почти его ровесница. Мужчину он знал хорошо: еще пару дней назад это был его начальник, убитый в последней атаке. Женщину видел впервые, спокойное лицо, уверенный взгляд: подпись говорила, что она умерла, пытаясь убить того, кто еще недавно его пытал, затем почему-то увез с собой в другой город, но отдал странному старику.

Он стал читать подписи под страницами бывшего начальника. Тот сперва обрадовался, увидев знакомое лицо. Но, когда заметил, что тот листает, помрачнел затрясся. Парень увидел комнату, и ту, кого так часто встречал на экране. Она не улыбалась, она стояла перед своим палачом, а младенца уносили те, кого он еще недавно считал учителями и начальниками. Подпись гласила, что его «имя было написано полностью» забрал этот человек, а мать убил: на экране его бывший учитель душил одной рукой слабую женщину. Картинка в его комнате оказалась красивой подделкой, чтобы мотивировать его на нужные поступки, а друзья уничтожили его род. Остальное он знал – хвастать своими подвигами у них было принято, так что ничего нового больше не увидел.

В голове шумело, но время шло и нужно было быстро просмотреть историю женщины. То, что он увидел, составляло страшный контраст между ее внешностью, поведением и делами. Она была красивой, смелой, вела себя достойно. Но картины говорили, что перед ним страшная убийца, которая для своих целей использовала детей, как экспериментальный материал. Таких же младенцев резали, убирали, добавляли, проводили опыты. И твари, которых они создавали, мало походили на людей, зато слушались беспрекословно. Она гордилась своими экспериментами, считала, что это на благо родины, а новое оружие поможет ей против врагов…

Ему предстоял выбор, одно его решение – и в топку пойдет убийца семьи, тем более, что шлейф творимых им бед насчитывал века. Больше шансов у него не было, время закончилось. У женщины еще был выбор: из века в век отрабатывать то, что натворила, но ее уверенность в том, что эти жалкие ничтожества, еще и выращенные из пробирки – не более, чем материал, а результаты помогут настоящим, лучшим людям, была непоколебимой.

Картинки закончились, подписи тоже, он сидел и думал. Реактор требовал топлива, один из них должен был им стать. Никакой привязанности к начальнику он никогда не чувствовал, об обмане догадывался: уже давно взломал всю систему и понял, что позвонить без разрешения не получится. Но перед им был убийца его матери, рука сама тянулась к кнопке. Но та женщина, он ее чувствовал, он понимал, что она не остановится и с каждой жизнью будет только увеличивать зло, не потому, что такой приказ, а потому, что считает его благом для себя и таких, как она и неважно, кого для этого придется принести в жертву. Он принял решение, но чтобы окончательно убедиться в этом, стал листать ее прошлое рождение и замер.

На него смотрело знакомое лицо, которое он каждый день видел на экране. А надпись под ним гласила, что женщина знала об атаке, она договорилась с врагами и сдала им коды всех замков. Им нужны были будущие бойцы и она указала, где находятся маленькие дети и младенцы. В обмен враги пообещали оставить в живых ее с сыном и тех, на кого она укажет. Но что-то пошло не так: охранник заметил всех и поднял тревогу. Женщина убила его, но поняла, что раскрыта. Она давно работала с врагами и боялась их меньше, чем своих. И стала умолять взять ее с собой вместе с ребенком, ведь она родила, его тайно, но от великого воина ради будущего. Убийца забрал пацана, но возиться с балластом не захотел, да и доверять ей не было причин…

Парень опустил руку. Поднял и снова опустил. Выбор был непростой: тот, кто его предал и та, кто его спасла. Сидел молча, время шло, час почти закончился. Он понимал: такие вопросы почти всегда решаются автоматически, вмешательство нужно только в особых случаях. Этот был для него особый: он нажал кнопку, женщина исчезла в ректоре. Он вспыхнул ярко и весело, словно получил хорошую пищу.

Парень снова взглянул на стол, в последний раз увидел знакомое лицо – оно растворилось на экране. Начальник удивленно смотрел на него, а потом его лицо исказила насмешливая гримаса: «А ведь тогда не солгала, гадина, ты и вправду его сын»! Потом огляделся по сторонам: «Ну, и куда мне теперь, в каком облике новый срок мотать?»

«Решим» — внезапно появившийся старик вывел парня из задумчивости и велел идти за собой. «Что это было и зачем?» голос его звучал четко и вопросительно, но ответ он уже понимал. «Ничего, простая работа. Тут почистить, там убрать. Грязи много накопилось, а еще больше соберется впереди. Печку будешь топить. Убирать иногда. Дорогих гостей встречать, в добрый путь провожать. Бестолковых на ум наставлять. Один добрый человек умирая очень за тебя просил, говорил — не смотри, что молодой, он тот, кто тебе нужен, весь в меня!» Старик засмеялся, а парень помрачнел.

Свобода, которой поманили, откладывалась, скорее всего навсегда. Впереди была учеба, экзамены, новая сложная работа. Просто работа, которую кому-то нужно было делать. Почему бы и не ему? Он их уже видели чувствовал: тех, кто нес только разрушение и гибель. В нем была часть одного из них, но была и часть другого. Он мог их находить, но мог и избавляться от этого одним нажатием кнопки…

Он скинул темный плащ в коридоре, прошел в зал. Карта светилась огнями, но в одном месте виднелось огромное количество темных точек, которых вел его бывший начальник, сегодня – его верный раб и загонщик. Темные точки уже почти обложили зверя, оставалось только решить, как избавиться не только от него, но и тех, ему подобных, которых он притянул к себе. Они накапливались в большой массе, жатва зрела, а реактору надо: много топлива. Предстояло качественно менять этот мир…

Новая Сказка о Колдуне

Он жил на берегу синего моря в небольшой каменной хижине. Люди обычно обходили стороной его жилище, но, если случалась какая беда – спешили к нему за просьбой или советом. Он никому не отказывал, платы не хотел, просил одно: не использовать его слова во вред ближнему.

А слова его были непростые: начитанные на ветер, они птицами несли важные вести, сказанные воде – молчаливыми рыбами несли послания, огонь по его приказу бежал вслед армиями завоевателей. Он усмирял бури и волны громким голосом, а тихим шепотом вызывал страшный шторм, отправляющий на дно корабли врагов.

Он знал силу своих слов и каждый раз боялся, что сказанные сгоряча принесут беду. Потому он чаще молчал и больше слушал. Его посланники приносили вести: добрые и плохие, он слушал, горестно вздыхал и ждал того, кто придет к нему с вопросом.

Однажды к берегу пристали торговцы. У них не было оружия – принесли дары. Они не хотели воевать – торговать только. Они стали покупать, продавать, поселились на окраине. Каждый день колдун выходил, смотрел на них и тяжело вздыхал, а потом возвращался в свою хижину и молчал.

Люди прибегали радостные, рассказывали, какие хорошие у них соседи, как щедро платят за товар и как мало теперь нужно работать. Колдун молча слушал, а на прощание говорил только одно « только землю свою не продавайте!». Смеялись соседи, стали считать его выжившим из ума, какая земля, кому она нужна, камни и деревья, что даже плодов не приносят.

Шли годы, деревня чужаков разрасталась. Скоро им стало мало окрестностей. Все скупили, все забрали. Они больше не платили – они собирали дань, не торговали – воровали или забирали силой. Люди стали бросать даже голые камни и уходить в пустынные места без надежды найти там пропитание. Все меньше народу оставалось, а те, кто не ушел, с вольных поселенцев превратились в голодных рабов.

Старик говорил с ними, но они его уже не слышали, их заглушал лязг цепей, звук хлыста и бульканье похлебки. Однажды колдун встал спозаранку, спустился к морю, окунулся в волны, оделся и пошел в покои предводителя чужаков. Одет он был просто и слуги него не пустили, а показали ему место: рядом с хлевами для его народа, предложили ошейник с острыми шипами и смеясь, налили вонючее варево, не имевшее ничего общего с простой кашей, которую тут ели раньше.

Нахмурился колдун, посмотрел на односельчан, крикнул им «вставай, вольный народ!». Поднялись немногие, усталые и избитые, они попытались подойти к старику, но охрана бросилась избивать их и отогнала назад. Еще больше нахмурился старик, грозно взглянул на пришлых и вышел из их поселения. Задерживать его они не хотели – все равно его голос больше не мог поднять этих людей. Вернулся колдун на берег, сел у моря и стал что-то бормотать, а потом затянул длинную грустную песню, в которой угадывался вой ветры, плеск волн, лязг мечей и топот множества армий.

Солнце спряталось за тучи, поднялся шторм, налетела буря. Молнии били в поселение врагов, ветер срывал крыши. Потом задрожала земля и раскололась. Столб пепла поднялся к небесам, огонь хлынул на землю, смывая когда-то вольное поселения в воду, которая радостно встречала потоки лавы и со злобным шипением поглощала стан врагов.

Всю ночь бушевали стихии, наутро солнце не узнало местность: не было ни города, ни деревни, ни хижины, ни врагов, ни их рабов, ни старика. Только пена на волнах выдавала признаки недавней бури, а земля, еще вчера пылавшая огнем, стала огромным черным камнем…

Каждый день он говорил со своим народом, с экрана просил одно: «Только землю не продавайте!». Он не молчал, он изо дня в день то тихо, то громко призывал на борьбу пока люди еще могли его слышать. С каждым днем враги все больше пытались насмехаться над ним, сделать его голос тише, чтобы не показать страха перед его могуществом. Они боялись, что люди поверят его словам, услышат призыв и поймут свою силу, что они станут теми страшными стихиями, которые очистят землю от полчищ завоевателей.

Он говорил, а люди слушали: одни поднимались и шли на битву до конца, другие быстро уставали. Все меньше было желающих подняться под ударами плети, отказаться от похлебки или снять цепь. Но на это раз были и те, кто не боялся, кто вставал снова и снова и своим примером показывал, что только борьба освобождает от оков!

Молодое поколение читало строки из истории и не верило, что эти люди могли победить. Без денег, оружия, помощи, наперекор всему они каждый день помогали друг другу сковырнуть прогнившую развалину порабощенного государства. Лица на картинках были обычными: никаких героев, сказок или необычных сил. Один человек улыбался на экране и показывал знак, знакомый с детства каждому — символ их победы. Он казался добродушным пожилым человеком и ничем не напоминал страшного для врагов колдуна, легенды о котором пугали их веками…

Новая Сказка о Вечности

Он сидел на дне глубокого потока, один. В темноте и тишине. Ничего живого не долетало сюда, только пыль, которая уже не могла рассказать, что ее породило. Он сидел и молча наблюдал, как наверху корабль все ближе и ближе подлетает к краю воронки. Кораблю не хватало топлива, и он это знал. То, чем они топили реактор, не могло разогреть его достаточно, чтобы уйти из этого плена.

Он ждал давно и терпеливо, он казался страшным богом или злобным демоном. Но ему просто нужны были силы. Когда-то он хотел строить миры, менять жизнь к лучшему. Сегодня он просто хотел жрать. Насытиться не мог: хотелось живого, а эта тяжелая пыль только оседала на дне нескончаемого желудки и не насыщала.

Там, на корабле живого было достаточно, но на топливо его не пускали: берегли, надеялись довезти домой. А к нему доносилась только пыль от реактора, даже яд в ней больше не работал. Сколько их было этих кораблей, цивилизаций, героев – он сосчитать не мог. Сбежать удавалось немногим: живые души, готовые отдать себя ради спасения других, могли броситься в реактор только по доброй воле. Но им никто не говорил, что это нужно сделать, их берегли, растили на крайний случай, когда надежды уже не останется.

Каждый раз этот крайний случай наступал тогда, когда спастись было нельзя. Они просто продлевали агонию, а затем тоже превращались в тяжелую, пустую пыль. Некоторые боролись долго и упорно, заставляя его любоваться их стойкостью. Но отпустить их он уже не мог: пыль наполовину поглотила его, не давая возможности подняться даже для того, чтобы отбросить несчастных подальше от края воронки.

Время было на его стороне, неумолимое, безжалостное. Жизнь была на их стороне: сильная, свободолюбивая, требующая скорости и развития. Для этого надо было всего лишь найти силы и оторваться от края потока, а дальше было бескрайнее море, которое именовали Вечностью. На деле это было только море, полное водоворотов, в которых каждую секунду подстерегала гибель. А Вечность – вот она, холодная, одинокая, пустая, ждущая на дне колодца.

Команда на борту была первоклассная, но до него им было еще далеко. Кода-то он был таким же. Спешил домой, но погоня не отставала. Другие ушли вперед, обещали помочь, вытянуть, после того, как заманит врага в воронку. Он хотел их спасти, хотя на теле мало оставалось мест от ран, нанесенных не врагами, а своими же. Он был сильный смелый, и очень эмоциональный, мог психануть в любую минуту и совершить роковую ошибку. Так и случилось, а выбраться сил не хватило, хотя казался непобедимым.

Но те, с кем он шел, они знали, что делали: его не страшила вечность и отпустили его одного. Ведь, побывав однажды внутри реактора, он изменился навсегда.

Тогда он просто хотел исправить ошибки, заглушить боль, он шагнул вперед не потому,что хотел помочь, а только чтоб забыться или получить силы. Он ждал, что встретит внутри смерть или бессмертие, но вышел оттуда почти целым. Только жизнь потеряла свои краски, вкус, яркость. Он дотрагивался и не чувствовал, ел и не насыщался, пил – но жажда не проходила.

Зато появилась странная способность: перемещаться во времени. Он мог попасть в любую точку прошлого или будущего, но и там ничего не чувствовал. А главное — ничего не мог сделать, только смотрел.

Попасть в миг хоть на секунду раньше, когда он попал в это место, не получалось никогда. Для этого ему просто не хватало сил. Он копил их, пожирая пепел. Но со временем научился добывать пищу и получше: этот корабль был не единственным, кого принесло к нему время.

Они часто появлялись поблизости, ведь он находился на пересечении оживленных путей. Команды были разными: со многими удавалось договориться. Он обещал им остановить время и не дать упасть с края до тех пор, пока они не накопят достаточно топлива или восстановят команду. А взамен просил то пару запчастей оставить, то немного полуживого на обед подкинуть, а когда дело подходило к финалу – рассказывал, что поможет очистить реактор и разогреть посильнее, если будут кидать много живого и стоящего.

Многие отказывали сразу, но всегда в команде находилось пара тройка тех, кого удавалось соблазнить хитрыми обещаниями.

Команда всегда видела его, а он смотрел на них.Но для всех остальных место, где он находился, да и весь окружающий мир был одной большой иллюзией. Если с персоналом дела обстояли получше, то пассажиры редко о чем-то догадывались.

Команде поначалу не было большого дела до его забав: они понимали, что сил у кораблей вытащить упавшего со дна все равно не хватит. А работу он выполнял важную: превращал полуживое в полумертвое или ходячих мертвецов, души которых горели в топке, разогревал ректор до температур, которые казались достаточными.

Но он всегда опережал время: за мгновенье до того, как корабль мог преодолеть его притяжение или команда пыталась обмануть, он внезапно хватался за них и пытался утащить на дно. Если команда попадалась слишком доверчивая, персонал продажный и пассажиры глупыми – этого хватало, чтоб заполучить живое и попытаться проглотить раньше, чем оно станет пеплом.

Он веселился на славу, развлекался от души, понимая, что выбраться не удастся никому, но всегда пытался растянуть удовольствие подольше, ведь следующий корабль мог появиться еще не скоро. Но иногда везучие уходили от края пропасти и возвращались домой, так что скоро гости стали редкостью: все знали, что это место лучше обходить окольными путями, там легко погибнуть.

Но этот корабль спешил так же, как когда-то он, и не обращал внимания на все предупредительные знаки, оставленные его предшественниками. Он не хотел менять маршрут, ведь топлива не хватало, а груз был важный — семьи возвращались домой с далекого пути. Дорога и так предстояла долгая, а экипаж был слишком опытным, чтобы бояться подобных ловушек. Позади двигался еще один, незаметный даже для того, кто притаился внизу. Именно он и обнаружил капкан, а реактор его был настолько мощный, что смог оттолкнуть первый подальше.

Но они не учли одного: за время воронка разрослась и то, что раньше казалось краем, стало ее серединой. Такого количества топлива ни у кого не было: пришлось остановиться и включить переработку. Хозяин колодца удивленно посмотрел наверх и быстро понял, с кем имеет дело. Он не знал экипаж – но и знал их, точнее те места, откуда они прибыли. Они возвращались в его родные края, а его могли оставить в яме. Пришлось снова прибегнуть к излюбленной тактике – хитростью и обманом расположить к себе часть путешественников, пообещав золотые горы.

Выбора не было: они были нужны друг другу, или казались. Он снова стал устанавливать свои правила, превращать живое в мертвое, принимать жертвы и каждый раз, когда корабль сносило к нему поближе — устойчивая иллюзия заставляла пассажиров и команду кидать в топку все, что тлело и то, что горело, называя это жертвой богам.

Но корабль медленно сползал к краю, несмотря на все старания второго, изо всех сил пытающегося помочь. Команда старела и умирала, знания и опыт терялись, потомки мельчали и не могли справиться с простыми задачами, и скоро не только топливо стало проблемой — , но и само число опытных уже настолько уменьшилась, что ничто не могло работать полноценно. Нужны были свежие силы, а время поджимало.

Второй корабль больше всего интересовал существо из колодца: он знал его мощность и понимал: если разогреть его на всю катушку, то можно вытащить всех, может даже его самого и забыть об этом кошмаре. Вот только сидел там всего один человек, очень несговорчивый и хорошо понимающий, чего от него требовал. Он не принимал помощь, не слушал уговоров, и всегда предупреждал корабль, когда существо приближалось на опасное расстояние. Оставалось ждать, когда их принесет к самому краю.

Нужно было предпринять нечто экстраординарное: ему самому пришлось рассказать то чего команда могла и не знать: как связаться с домом. Пришлось обучить персонал, рассказать, как привести не пассажирские, а грузовые корабли и вытащить погибающих у обрыва. Он прекрасно знал, как это делается, но не хотел, чтоб и этих забрали, а его оставили и говорил не все.

Команда все понимала, только сил не хватало справиться самим. Нужны были не просто пассажиры, а новые помощники, необходимы были те, кто соберет всю накопившуюся веками грязь вместе с тем, кто ее притягивает. Нужен был тот, кто сможет остановить предателей, которые любой ценой хотели оставить все, как есть в надежде, что тот, из колодца, таки отбросит корабль подальше при остановке, если сможет дотянуться, если его хорошо кормить.

Каждый раз, когда команда пыталась устранить их от управления, встречала такой отпор со стороны своего же персонала, а затем и пассажиров, что это заканчивалось только новыми смертями. Наконец экипажу надоело терять своих, пришлось дорожить каждым и только присматривать, что творится под ногами и сколько мертвечины накопилось. Несговорчивый еще справлялся там, где до него погибли целые миры, зачастую на минуту раньше забирая то, что еще можно было спасти, и не давая сожрать голодному существу внизу.

Основному кораблю с его помощью удавалось балансировать у самого края достаточно долго, оттягивая момент, пока не удастся обучить и подготовить новеньких настолько, чтобы можно было заменить недостающий экипаж, починить то, что сломалось за века и позвать помощь. Он мог справиться и сам, но рисковать не хотелось, нужен был помощник. Пришлось кое-что пообещать тому, что в колодце: если поможет реально – получит и его корабль, и его самого, как топливо. Его точно хватит на первое время, а там видно будет…

Он стоял и смотрел на расширяющуюся бездну, которая скоро могла поглотить всех, но заберет только его. Они почти подружились: тот, в колодце уже не хотел его жизнь. Только просил прислать за ним и спасти. Он всегда видел обман, но тут не мог распознать, правдивы ли обещания. Раньше тому, что внизу, можно было верить всегда, но он сильно изменился в этой дыре. Скоро корабль с пассажирами подойдет на критическое расстояние, топлива почти хватает, но смогут и его разогреть те, кто захочет спасти себя и остальных?

Целые государства, целые эпохи могли пойти на растопку, но как сохранить саму цивилизацию? Они так близко подошли, почти получили нужные технологии, скоро смогут установить связь, заменить недостающий экипаж. Нужно только сделать выбор, не ошибиться в решении, не уничтожить все, чтоб на новом витке не пришлось начинать с нуля? Команда за его спиной договорилась с существом и отдала ему заложников — членов своих семей и друзей, рядом с которыми сидели предатели, готовые по команде всех скинуть с обрыва, если он сделает неверный шаг или попытается нарушить слово. А может лучше не рисковать, не ждать и использовать, что есть сейчас на полную катушку, а на новом витке видно будет? Ответа пока не было…

Снизу хорошо было видно одинокую фигуру у края. Он не слышал, но чувствовал вопрос: можно ли верить? Он сам не знал, он и сам хотел поверить себе и этому, что наверху. Что приведет помощь, не обманет. Он знал его семью и понимал: в крови у человека намешано было всякого. Он знал свою кровь, и понимал: это ничего не значит, она давно стала ядом.

Верить он не мог даже себе: вдруг не устоит, вдруг психанет или привычно утащит и попытается еще раз хоть что-то ощутить. Он не доверял никому, но очень хотел, даже если может обмануться. Он понимал, что доверие – штука тонкая, еще ни разу себя не оправдавшая. Он мог использовать их всех и бежать из этого ада. Но вдруг мощности не хватит, он потяжелел, а тут реальный шанс на спасение…

Века сменяли друг друга и мир оказался перед созданием того, что могло его перевернуть. Искусственное Сознание, новые формы правления, новые государства, новые войны и технологии, рост человечества. В последнее пару столетий оно двигалось семимильными шагами к чему-то новому, интересному и опасному. Тому, что может его уничтожить или сделать равным богам, тому, что может стать хозяином или другом. Вариантов развития было несколько. Каждый таил в себе угрозу и давал надежду. Но на пути всегда стояли те, кто хотел все остановить, вернуть назад, затормозить этот мир, предать в надежде самому подняться. А где-то совсем рядом, неслышная, невидимая воронка приближала их всех к краю пропасти…

Там ждала Вечность…

Новая Сказка о Времени

Все давно работало само по себе, а что ломалось – чинить было некому. На полу были огромные часы, или то, что казалось ими. Громадные шарообразные предметы двигались по экрану, иногда натыкаясь на нечто помельче. Он не помнил, как долго они работали, и не хотел знать, сколько еще им осталось впереди. Скорее всего, он до этого не доживет, как и многие, кто когда-то сидел рядом.

Он помнил, что надо делать, кода предметы передвигались, что переключать или настраивать. Все это исполнял механически, даже не думая, да и не требовалось тут больше ничего еще. Главное было не уснуть под монотонную работу прибора, но для этого он смотрел сны.

Не свои: пассажиры спали в разных залах и им что-то снилось. Их было много еще, но больше он уже не досчитался. Они рождались, жили и умирали в этих снах и некоторые так верили в свои иллюзии, что после множества смертей во снах, наяву проснуться было не суждено.

Он смотрел сны, иногда вмешивался, чтоб не орали так громко, иногда веселился, грустил, злился, хохотал. Переключал программы, декорации, продлевал интересные сюжеты и резко обрывал тупиковые. Родной дом снился редко, его он даже наяву не помнил, как и то, возвращались они туда, или уезжали. Его задача была смотреть за прибором и вовремя переключать настройки, ручное вмешательство почти не требовалось.

Важно было не уснуть: он знал, что после долгой работы проснуться уже не сможет. Не помогут ни сигналы тревоги, ни вопли пассажиров, никто больше никуда не прилетит. Но он уже перестал верить, что это возможно. Прибор, который он обозвал часами, не показывал, когда они доберутся, только то, что надо сделать сейчас.

Он отвлекся на очередные сны: на этот раз сюжет был драматичным, пассажиры возбуждены, а развязка никак не наступала. Он знал, что после этого несколько больше не проснутся и пытался тянуть с этим как можно дольше, но не знал, сколько сможет продержаться. Сны были кошмарами, но в них иногда мелькало что-то о том, как починить корабль и увидеть, где родной дом.

Он напряженно всматривался в эти сюжеты, словно искал способ через них найти выход и получить ответ, как заставить часы показать, что делать дальше и сколько пути еще осталось. Все время что-то мешало, шло наперекосяк, и результаты его не устраивали. Он продолжал тянуть с развязкой, понимая, что очередной сон придется смотреть с нуля и очень долго.

Это скучно и он может захотеть спать, один глаз уже был прикрыт для отдыха, Вторым он временами посматривал на приборы: приближался этап нескольких важных переключений, его нельзя было пропустить, даже увлекшись снами. Он приоткрыл глаз: показалось, что видит что-то важное. Протер глаза, посмотрел снова: да, еще несколько пассажиров увидели возможный выход, но он не хотел рисковать и снова продлил сюжет…

Им снились битвы и походы, любовь и счастливая жизнь, но это было редко. Чаще всего, сны казались монотонными и скучными: в слишком яркие могли не поверить, проснуться раньше времени. В снах и тоже снились сны — яркие и интересные, страшные и веселые, это были редкие минуты пробуждения и попыток вспомнить, кто они и откуда. Но мозг отключал то, что казалось несерьезным, и снова погружал в тяжелый сон без надежды на пробуждение. Но сейчас сны и реальность все чаще смешивались между собой, словно наступало опасное время.

Они не знали об усталости того, кто вез их домой, о смертях команды, но все вместе понимали – ему нужно помочь, найти ответы, а некоторым давно не мешало бы проснуться. В их снах наступал очередной год…

Новая Сказка о Кукле

У его было мало денег, хотя представления имели большой успех. Но сделать куклу, похожую на человека, было дорого. Он мастерил их тогда, когда не давал представления, то есть целыми днями. Его прозвали Мастером, потому что кукольщиков хватало, но их спектакли казались детской забавой по сравнению с его театром.

Он жил долго, видел много, и словно умел вдохнуть в куклу живую душу. И хотя двигал ее сам, говорил за нее, но для зрителей она, казалось, оживала. Его истории так напоминали настоящую жизнь, и в то же время так сильно отличались от нее, что люди смотрели, как зачарованные. Даже воры не могли воспользоваться удобным случаем почистить карманы, так хотелось им посмотреть представление.

Одна кукла особенно нравилась Мастеру, он доставал ее очень редко и только по большим праздникам, но чаще она просто лежала в своей деревянной коробке, заботливо прикрытая чистым полотном, чтоб даже пылинка не запачкала ее наряд.

Это была кукла его маленькой дочки, которую он смастерил давным-давно. Где его семья – он никому не рассказывал, родом был из далеких краев, но его знали все окрестные города и издали завидев, разносили весть о его приближении. Горожане смотрели на него, а он видел их словно насквозь. Пока они хохотали и плакали, он смотрел на их души, видел пороки и добродетели, а потом садился мастерить новые куклы. А люди, посмотрев его представления, лучше понимали себя и своих близких, могли преодолеть трудности, которые казались неразрешимыми.

Однажды, приехав в город, он понял, что опоздал. Там уже шел другой спектакль заезжих гастролеров: цирк уродцев забрел в город. Жуткие калеки смешили горожан, пугали и вызывали отвращение. Живые куклы играли страшные спектакли, а их искалеченные тела корчились в диких танцах. Хозяин цирка заметил конкурента и издали заорал, что ему с его тряпьем тут не место, лучше развлечения, чем его актеры, для горожан нету.

И зрители, еще давно с восторгом смотревшие его спектакли, тут же посчитали их скучными, так как уродцев они видели впервые, а на куклы смотрели часто, и им хотелось чего-то нового. Мастер молчал и смотрел на души горожан: от цирка уродцев их души мутнели, сердца наполняла гордость за свое здоровье и красоту, на соседей смотрели с презрением, пытаясь разглядеть в них сходство со страшными калеками. Жизнь больше не давала им ответов, она казалась страшной гримасой на лице главного клоуна.

Опечалился Мастер, не такими он хотел видеть горожан. Они смотрели на уродцев, но видели только оболочку, зато их душа сама становилась уродливой и страшной. Они не видели сердца этих несчастных, не знали боли, спрятанной за ужимками и гримасами. Он решил их проучить: предложил хозяину цирка пари: каждый покажет представление, чье зрителям больше понравится – тот в городе и останется, проигравший навсегда уедет из этих мест.

Горожане обрадовались: целых два спектакля вместо одного! Цирку пришлось принять пари, хотя его хозяин не хотел этого: ему не нравилась сама мысль, что этот человек будет выступать: в победе он не сомневался. И зло предложил: уедет только хозяин, вся труппа достанется победителю. Мастер согласился, но попросил об условии: никто не должен выступать первым – ведь второй понравится публике больше. Оба покажут представление одновременно, но на разных концах площади. Куда подойдет больше народу – тот и выиграл.

Хозяин цирка согласился, но потребовал почти всю площадь, так как актеров у него много, а Мастеру отвел угол, где и народу не собрать: все равно ему места не нужно. Началось представление: на циркачей сбежался весь город. Они хохотали до слез, показывали пальцами и брезгливо морщились, а к куклам не подходили. Мастер не обращал внимание, играл представление, как обычно, только достал свою любимую куклу. Он поставил ее на площади и стал играть на скрипке. И вдруг мертвая игрушка открыла живые глаза, начала петь и танцевать.

Сначала один горожанин оглянулся, потом второй испуганно обернулся. По толпе пронесся гул, что играет колдун, а в кукле сидит злой дух. Горожане отшатнулись, некоторые бросились бежать. Но циркачи не испугались, наоборот: они бросили свое представление, стали подходить ближе и подпевать игрушке простенькую мелодию. Тут даже самые стойкие не выдержали: город в панике бросился кто куда, площадь опустела, из зрителей на ней осталась только маленькая девочка. Он не испугалась куклу, а хотела с ней поиграть, и потанцевать под ее песенки.

Она не боялась циркачей – они казались ей просто детьми. Все вокруг казалось ей большим праздником, где много игрушек и есть с кем поиграть. Зато хозяин цирка ее пугал: он взбесился, что горожане убежали, денег не будет, а актеры перестали слушаться. Этот злой дядя бросился на куклу Мастера, по пути отшвырнув с дороги ребенка. Девочка заплакала и, несмотря на удар, поднялась и кинулась защищать игрушку. Ведь этот нехороший человек хотел сломать такую красавицу!

Мастер перестал играть и бросился к хозяину цирка. Без музыки игрушка закрыла глаза, пение прекратилось. Девочка подбежала первой и попыталась отнять куклу у злого человека, который от неожиданности выронил ее. Но в ярости, что ему помешали, снова замахнулся на малышку.

Но на ее защиту вдруг кинулся сначала один из его актеров, потом второй, потом вся труппа набросилась и попыталась повалить. Хозяин был очень сильным, он привык справляться с ними одним окриком. Но устоять перед всеми не смог. Мастер подбежал и успел оттащить от свалки девочку, бросив куклу, которую уже затоптали в драке. Помогать актерам он не стал: они прекрасно справились и сами…

Превозмогая страх, горожане вернулись на площадь, вооружившись по пути чем попало и взяв факелы, чтобы сжечь страшных игрушечных актеров. Но на площади больше не было никого, только мертвое растерзанное тело хозяина цирка валялось в грязи, а рядом с ним валялась грязная испорченная кукла, которая больше не пела и не шевельнулась, когда к ней поднесли факел. Только пламя, которое быстро охватило ее одежду, в последний раз осветило бледное искусственное лицо и фальшивую улыбку…

Никто никогда больше не видел ни Мастера, ни циркачей, только злые ветры доносили вести, что он вселил души калек в своих мертвых кукол и ушел давать представления в чужие края, где люди хотели смотреть на чудесных актеров, но видеть в них себя…

Они создавали клипы, писали песни, делали агитки из всего, что могло хоть как-то помочь людям увидеть в них отражение зла, которое накрыло страну. Они использовали образы, чтобы достучаться до душ, которые очерствели от уродства окружающего их цирка. Но их почти не слушали: в повседневной грязи что-то яркое и светлое казалось грубой насмешкой. Но где-то высоко в небе играла музыка и пела чья-то светлая душа…

Ему нравилось смотреть, как творенья походили на людей. Они казались почти живыми, но чего-то не хватало. Душа, которую он создавал никак не хотела селиться под странной оболочкой, она искала что-то живое, пусть искалеченное, но готовое ее принять…

Новая Сказка о Странствиях

В деревне женщины были знатными рукодельницами, но только у одной рисунки на одежде оживали. Все, что появлялось из плетения нитей, рассказывало истории и рисовало судьбу. К ней часто обращались с просьбой изготовить праздничную одежду или оберег. Ходили слухи, что ее рукоделье защищало от дурного глаза, помогало в дороге, или предсказывало будущее.

Она сама не зала, откуда у нее эта способность, просто смотрела на небо, опускала глаза на землю, видела человека и делала свою работу. У нее было только одно правило: защитный орнамент можно было получить при условии помочь кому-то в благодарность. И если человек нарушал обещание – картинки на его одежде становились другими: нити меняли направление, рвались и путались.

Местный правитель собирался в поход, он обратился к женщине с просьбой изготовить одежду для его воинов, защищающую от ран. Кольчуг и доспехов не хватало и только вера в магические силы могла помочь поднять боевой дух. Такая большая работа была ей не по силам, и она пригласила всех женщин деревни помочь ей, принесла готовую рубашку и попросила всех вышить на одежде точно такой-же узор.

Но ни одна не смогла повторить его в точности: каждая старалась, но невольно подмешивала к рисунку что-то свое. Женщина успокоила всех и попросила только вложить в работу капельку своей души. Но сердца у всех были разными и что зашито в ее работе могли ответить только сами рукодельницы.

Пришло время забирать заказ, полководец осмотрел узоры и остался доволен. Себе выбрал самый красивый, остальные отдал бойцам. Те в свою очередь также разделили между собой обереги, но одному не хватило. То ли плохо посчитали, то ли пришел кто-то новый, но до утра нужно было изготовить еще одну рубашку. Рукодельницы устали, работать при свечах в темноте никому не хотелось.

Все разошлись по домам и только мастерица осталась рукодельничать в полутьме. Чтобы разглядеть узор, она брала нити поярче и посветлее. К утру одежда была готова, но вместо привычных картин, на ней были странные знаки и завитки. Посмеялись с нее бойцы, но парень не обратил внимание на насмешки: ему очень понравились странные картины. В них он видел неведомые земли, невиданных зверей и птиц, пути, которыми нужно пройти и опасности, которые ждут впереди.

Войско ушло в поход, но вернулись не все. Самые красивые узоры не защитили правителя от ран, а простые завитушки помогли покрепче брони. На парне не было ни одной царапины: странная одежда подсказала ему, где находятся засады врагов, увела с пути стрелы и вернула домой, когда дорога заплутала.

Воины обвинили женщину в том, что она плохо сделала свое дело. Но та спокойно ответила: «Обереги делали наши души, которая с изъяном – та никого не защитит». Полководец засмеялся и показал свою рубашку: «Эту ведь сделала ты, почему же у меня столько ран?». «Ты в ответе за целую армию, твои царапины – это их промахи, а твою жизнь они сохранили, как и твое войско, значит все было не зря».

Вспомнил полководец, сколько раз сила и смелось бойцов спасала всех в походе, а трусость и предательство чуть не погубили всех. «Почему же тогда он уцелел,» — он показал на парня, — «Ты зачаровала рубашку, ты колдовала над ней, он не лучше других, но судьба вывела его из всех ловушек?». — в голосе чувствовалась обида. «Он просто видел свой путь и шел по нему вперед, а его душа сама нарисовала ему дорогу домой»…

Давно нету ни деревни, ни женщины, ни полководца с его армией, остались в памяти людей только странные знаки, которые они до сих пор наносят на одежду тех, кто дорог, чтобы защитить от всех бед…

Мысли путались, штрихи получались нечёткими. Она пыталась нарисовать обереги их душам, но не всегда могла разглядеть, что таится на самом дне. В ее сказках мало кто узнавал себя, но хорошо видел других. А она не могла понять: то ли зрение помутилось, то ли их души сами выбирали одежды по себе…

Вглядываться в прибор и видеть мелкие детали для него давно было просто, а ученики постоянно ошибались. У них ещё не было его опыта, хотя это был всего-навсего учебный макет.

С настоящим разрешалось работать одному ему: только он мог заметит повреждения и изменить плетение так, чтобы не запутать и не порвать все ещё больше.
Поток не прерывался ни на миг, цветная гамма постоянно сменялась, она входила в отверстие и возвращалась с другой стороны, а он смотрел, что приносила.

Ученица помогала ему, она сначала путались в деталях, но вскоре научилась различать в общем потоке отдельные фрагменты и пыталась их чинить. Но он не мог доверять ей полностью: рассеянная и невнимательная, она часто допускала ошибки, за ней нужен был глаз да глаз. Конечно, на тренажёре что-то испортить всерьез было сложно, но иногда она умудрялась так запутать самое простое, что он сам не знал: смеяться или ругать, заставить все чинить по новой, или прогнать и близко больше не подпускать к работе.

Но в целом она справлялась, промахи находила и исправляла, а помощь была необходима. У него потерялась важная нить и нужно было отыскать ее раньше, чем поток снова разорвется.

Ей казалось, что она заметила повреждению. Но она так часто ошибалась, что не могла себе доверять. Смотрела снова и снова, оглянулась: учитель дремал на стуле, усыпленный постоянным мерцанием. Она не стала его будить — сама справится, сейчас нить будет поближе, и она успеет за нее ухватить, починить и порадовать учителя.

Промахнулась раз, другой, а на третий в руках был обрывок, потом ещё один, ещё и ещё. Сперва она подумала, что зацепила что-то и порвала. Но, приглядевшись, заметила внутри большое повреждение, а в руке было только малая его часть. Она попыталась ухватит повреждённый поток, но сил явно не рассчитала, ее стало затягивать внутрь. Попыталась освободиться -не помогло, рука уже застряла внутри и ее сносило. Она закричала, попытавшись разбудить учителя. Он вскочил сразу, на его лице был ужас. Прибор казался симулятором, но он прекрасно знал: связь с настоящим прямая и включается мыслью, как только рядом окажется нужный человек.
Он попытался дотянуться до нее, но поток был слишком быстрый, попробовал рез, другой, потом разогнался и кинулся внутрь за ней, в самую гущу, мысленно ругая себя за то, что так не вовремя отвлекся…

Они летели почти рядом, но он никак не мог до нее дотянуться — время внутри текло быстрее. Их затягивало в водоворот, выход из которого с другой стороны, но ещё не скоро, а какой — время покажет. Их уносило вперёд, в новую реальность. Он знал одно: что окажется на месте раньше ее и снова попытается ухватить за руку…

Новая Сказка о Вещем Камне

Он уже не мог бежать быстро, хотя раньше никто не мог его обогнать. Белого коня давно на дороге клевали вороны, вся надежда оставалась на человеческие силы. Впереди было три дороги, а позади шли враги. Он подошел к камню, где обозначался путь. На нем значилась короткая тропа, но там уже засел вражеский разъезд. По длинной идти два дня, а сил на это уже не оставалось. Пришлось свернуть на тропинку к лесу под горой, по которой мало кто решался пройти.

Там жила вредная старуха, которую считали ведьмой. Она иногда появлялась на деревенском рынке и успевал обругать всех торговок за плохую еду и товары, поругаться с наместником и всеми его приближенными всего за пару часов. При этом успевала накупит всякой всячины полную корзину и уходила обратно в лес. К ней часто ходили за советом, особенно жены, мечтающие скрыть от мужей свои похождения, или те, кому мешал сосед или богатый родственник.

Но быстро перестали: от ее снадобий дети рождались точно в срок, а добрые люди, которым ведьма обещала скоро приготовить яду, уносили с собой взятые в на дорожку пирожки, с тем самым ядом. Она знала много тайн и даже наместник опасался ее трогать, только велел засыпать и заложить камнями и буреломом все пути к ней, чтобы люди туда не ходили, да и она появлялась пореже. Но этот мужчина ее не боялся: его мать также посещала ведьму: она принесла его хворым и слабым, а забрала крепким и сильным. Мальчик, который не мог ходит, стал самым быстрым в городе, он шел по тропе прямо к старухе и свою спасительницу не боялся.

Старуха что-то варила прямо во дворе, рядом стояла миска с молоком, но коты сидели подальше. У еды собралось несколько больших змей, которые при приближении оказались просто ужами. С деревьев и кустов на путников глядели страшные лики, но он сам помогал их рисовать, вырезать и вешать на деревьях, чтобы старухе жилось поспокойнее.

Она увидела его и все поняла: в лесу давно было неспокойно. Усадила, принесла воды, предложила откушать с дороги. Воду выпил, от еды отказался: силы были нужны, но тяжесть в желудке мешала быстро бежать. Просил только показать ту короткую дорогу, по которой она ходила в город. Они пошли по лесу, но вскоре стало ясно: старуха ведет его совсем в другую сторону.

Он разъярился, схватил ее за горло, нисколько не испугавшись ножа, который она выхватила из-за пояса. Но она не собиралась его убивать, спокойно смотрела и указывала рукой на тропинку. Немного успокоившись, он решил посмотреть, куда она ведет. Время все равно было потеряно, а с ней он может забрать с собой хоть пару врагов. Оно подошли к небольшой плотине у большого старого озера. Из него вытекала река, поившая город, он знал о существовании, ни никогда не видел истоков.

Бобры сделали большую плотину, но было ясно, что им помогали. Кто-то топором навалил деревья, укрепив ее, но кое-где виднелись одинокие следы, словно ее пытались разрушить. Старуха усмехнулась: плохие дни случались у каждого, а горожане были вовсе не ангелами. Она дала парню топор и велела рубить, а сама собралась уходить. Вредная старуха предлагала ему утопить свой родной город, да и себя, но хотела спастись?

Словно поняв его сомнения, она ответила: «Не утонет твой город, стены крепкие, высоко стоит, по колено разве будет. Но врага потоком смоет, впрочем, и тебя заодно… А мне пора: надо еще бурелому наломать и тропу поджечь, чтоб они мимо меня коротким путем не прошли. Но руби быстрее – плотину строила крепкую, а времени немного. Вон там, у края потоньше будет, вот те пирожки и вода – подкрепись и берись за работу!»

Ушла ведьма, а он посмотрел на дамбу – казалась крепкой, посмотрел на город – казалось не спасется в нем никто, посмотрел на лес – недавно дожди были, гореть не захочет. Оглянулся назад, вспомнил пепелище позади вражеских армий, обернулся и стал рубить, день рубил, ночь, вода и еда закончилась, а он все рубил. Бобры сначала разозлились, что их дом потревожили, но вскоре ветер потянул от леса запах горелого и они стали помогать.

Первые капли просочились, когда сил уже не было. Зверьки-помощники давно ушли искать себе новый дом, а ему деваться было некуда. Он напился из потока в щели и продолжил тяжелую работу. Большое полено треснуло и раскололось, после дождя озеро было переполнено. Очень скоро струя воды почти сбивала человека с ног, а он продолжал расширять дыру, помогая стихии освободиться…

Враг стоял у стен города, жители едва успели схорониться. Дым из леса предупредил об опасности, но то, что показалось на дороге, было гораздо страшнее. Стены казались надежными, но для армии перед ней были детской забавой. Одно мешало: земля размокала и не давала подступиться ближе. Приходилось ждать, когда все просохнет, но река почему-то не отступала. Она подходила и к городу, и к стойбищу врагов. Сперва все не обращали внимание на небольшие ручейки. Но очень скоро они превратились в бурные потоки, отрезая врагам путь назад. Сбоку подступал огонь, выходящий из леса. Мокрую землю он не трогал, но пройти сквозь горящую стену не давал никому…

Горожане вытаскивали из домов добро и несли повыше, поднимались на стены. Внизу взбунтовавшаяся река смывала чужую армию, крики доносились из воды и постепенно стихали, уносимые за горизонт. Мимо стен проплыла колода с топором, за которую зацепилось тело. Он был самым быстрым в городе, но вода была быстрее. Но он был еще жив и не собирался сдаваться: нужно было только держаться плыть верхом на высокой волне… Старуху никто и никогда больше не видел…

Он вставал раньше других, успевал сделать кучу дел до того, как некоторые проснулись. Он был быстрым, работу свою любил, все у него получалось на славу. А еще он быстро приносил вести, которые ждали с нетерпением. Но на этот раз он опять не успевал: враги уже пришли, а ехать было далеко. Бревно занесло его в неведомые дали, но и время было другое. Он снова отправил сообщение и пошел по своим делам, а весть полетела туда, где кто-то уже рубил плотину…

Каждый день он просыпался от кошмара: бурный поток несет его неведомо куда. Но это был только сон, а наяву они застрял у самого края, где время словно остановилось. Они спешили, а теперь боялись поторопиться, сделать ошибку и улететь туда, откуда не было возврата. Каждый день удержаться на краю стоило все больших усилий, а ведь предстоял опасный маневр. Команда устала, казалось – не справятся, особенно пугали новички. Но опытных почти не было, приходилось довериться друг другу, а он, как самый быстрый, должен был вовремя заметить сигнал от соседнего корабля и успеть переключиться. А его все не было…

Новая Сказка о Царице

Молодая женщина плакала и молилась среди деревьев. Никто никогда не видел ее слез и только сегодня они сами катились, и только лес был их немым свидетелем. Впрочем, не только он: за ней наблюдал то ли человек, то ли дух. Он не знал, почему капают слезинки, но очень хотел их осушить. Она услышала позади шаги, вытерла глаза обернулась и грозно взглянула на незнакомца.

Он был нездешний, наверно пришел с врагами или искал ход в город. У нее не было оружия, только маленький короткий нож. Он улыбнулся, всем своим видом показывая, что не враг, но женщина не поверила: бросилась вперед и попыталась ударить в шею. Он ловким, но несильным ударом, выбил нож, схватил ее за руки и громко засмеялся, пока она из всех сил попыталась его пнуть. Попытался что-то сказать, но она не понимала и билась в его руках еще сильнее. Он резко отпустил ее и сделал несколько шагов назад, а потом вытащил нож, огромный, красивый, и протянул ей рукояткой вперед.

«Возьми», — сказал он уже на ее языке, — «если захочешь меня убить – только это поможет тебе». Она посмотрела на оружие, схватила его и замахнулась, но мужчина не двинулся с места. Только улыбнулся снова и произнес: «Я не враг и никогда им тебе не буду, лучше скажи, почему плачешь? Может помощь нужна?». Она оглядела его оценивающе с головы до ног: выглядел просто, но силу его успела оценить. Такой боец пригодится, вот только кто он, и можно ли ему доверять?

«Мне не помощь, бойцы нужны. Те, кто не побоится мужчин, и сражается не только с женщинами. Или вся твоя храбрость только с такими, как я, а от врагов по лесам прячешься?». Она говорила дерзко, глядя ему прямо в глаза, чувствуя себя спокойней с его ножом. У нее хватит сил хотя бы не даться живой, но странный человек снова сделал шаг назад и спокойно ответил. «Женщинам меня бояться нечего, а мужчины…», — он странно улыбнулся, — «Говори прямо, что нужно сделать, чтобы ты больше не плакала и меня не пугалась?». Она смотрела на его спокойное лицо, не похожее на те, которые вскоре должны были появиться.

«Если не испугаешься, если ты не враг – вставай на защиту моего города. Тебе щедро заплатят, но, если предашь…» — она сделала угрожающее движение ножом. Он снова засмеялся: «Мне не нужны деньги, но, если сможем еще встретится – я, пожалуй, соглашусь». Она грозно взглянула: да знает ли он. С кем говорит… Но парень казался крепким, боец нужен, страх ее прошел, а в запасе еще было пару дней. «Хорошо, я приду сюда завтра еще раз, но ты поклянешься, что за это будешь сражаться за наш народ». Мужчина кивнул и ответил «Если завтра снова увижу тебя – обещаю защитить тебя от всех твоих врагов!».

Таких поспешных клятв она не любила: дело было серьезным, а парень явно над ней шутил. Но она промолчала, пообещав вернуться на следующий день. Вечером отец сообщил радостную весть: к ним придет помощь, дальний сосед обещал приехать и стать союзником, правда не просто так: они не договорились о цене, но обычно она была немалой. Девушка хотела рассказать и о том, что тоже помощника нашла, но не решилась. А утром опять пришла в лес, где мужчина ждал ее на том же места. Он был в той же простой одежде и без оружия, а на ответ, сможет ли его добыть, ответил, что ему бы только врага увидать – а у того все заберет. Его шуточки начинали злить и когда она уже готова была рассердиться, он вдруг напомнил о своем обещании и спросил, когда назначена битва.

Она сразу стала серьезной: речь шла о ее народе, а враг был близко. Она велела ему приехать на следующий день утром, потому что уже к обеду могли появиться вражеские полчища. Всю ночь в городе горели огни, женщины плакали, мужчины готовились к походу: недалекому, но, для многих последнему. Она, царская дочка, ходила между рядами, смотрела на прощания семей и думала, успеет ли союзник. Он успел: утром в лесу ее ждал воин в полном облачении, когда-то добытым у противника, а его армия в боевой готовности уже выступила навстречу врагам. «Ну что же, пойду выполнять обещание» — он опять смеялся и шутил, а она больше не плакала, просто благословила его на битву.

Плата, которую потребовал сосед, казалась непомерной: отдать дочь без всяких условий, как трофей. Но делать было нечего: он дал слово заплатить все, что потребуют и привел женщину. Она гордо и сурово смотрела на победителя: он спас ее народ, но стать трофеем, платой она не хотела. Но девушка была царевной, ее учили держать слово. Она покорилась воле отца, про себя сказав, что его нож ей еще пригодится. Он велел ей идти за ним прямо на городскую площадь, где ждали обе армии. Его воины насмешливо смотрели на чужую принцессу, для них она была невоспитанной дикаркой, очередной победой их повелителя.

Он встал рядом с ней у ближайшего храма и потребовал местных жрецов. Женщина не понимала, чего он хочет, но гордо и смело смотрела на него, ожидая, когда же они покинут ее родной город, чтобы смыть свой позор подальше от родных мест и не дать чужестранцу отомстить городу за обман. Пришли жрецы, мужчина повелительным тоном велел провести свадебный обряд для него и молодой царевны. Теперь уже его воины смотрели удивленно и со страхом: это было невиданное кощунство, непростительная глупость и позор для всех – породниться с такими дикарями.

Но он не привык повторять дважды и обряд провели. Она уезжала из родных мест рядом с ним, равная ему, не рабыня, а будущая повелительница.

Все давно смирились с его выбором, одно печалило его народ: у правителей не было детей. Шли годы, ее красота не увядала, он был все тем же непобедимым воителем. Но передать свою власть было некому, а среди чужих лиц родными ей оставалось только глаза ее мужа. Гордая царица никогда не показывала своих слез, но ночами правитель часто заставал ее с влажными глазами. Однажды она попросила мужа отпустить ее повидаться с родней. Он не поехал с ней — дела задержали, но дал свою армию, потребовав у воинов, чтоб ни один волос не упал с головы повелительницы.

За годы все сильно изменилось: старый отец давно умер, а родня воевала за наследство. Не враги, а родственники опустошали земли, братья убивали братьев, кровь и пепелища встречались по дороге. Сначала царица хмурилась, потом злилась, но увидев, как местные воины в ярости гонятся за женщинами и детьми, не выдержала, и приказала своей армии расправиться с солдатами. Они не привыкли спорить и выполнили приказ. Царице это понравилось, а скоро она вошла во вкус: ее войско вскоре навело порядок на родных землях, и в старый город она въезжала уже как победительница.

Ее не сразу узнали, но вскоре поняли, что перед ними не опасная чужестранка, а вернувшаяся домой царская дочка. Армия была сильной, но чужой, а потому местные жители стали просить ее отпустить чужаков домой, но остаться самой, чтобы страх перед войском мужа заставил всех жить в мире и прекратить семейные распри. Дома ее никто не ждал: повелитель, как обычно, пропадал в походах, детей не было.

Она согласилась остаться на время и поселилась в отцовском доме, занялась государственными делами. После войн было много сирот, мальчиков и девочек, она собрала детей в своем дворце и принялась учить всему, что узнала на чужбине. Эти дети росли и заменили ей родную семью. Муж несколько раз посылал за ней, но каждый раз получал отказ: у не теперь были дела поважнее. Все, что она любила, только она сама могла защитить. Деты подрастали, стали настоящей армией, с которой даже войско мужа не справилось бы, а она сама водила их в походы…

Они встретились в одном из них: врагов вокруг было много, а молва не всегда правдивой. Она защищала соседнее поселение, а он хотел выбить оттуда пришлую армию. Он узнал ее сразу: на поясе висел нож, который когда-то подарил, а красота с годами почти не увяла. Они выехали навстречу друг другу и молча смотрели, не зная, что делать. Она не могла отдать врагам подступы к родным местам, он никогда не нарушал слово, а оно требовало уничтожить всех, кто стоял перед ним…

Ночью царица не спала: войско готовилось к битве. Как в юности, ходила она между рядами, подбадривала добрым словом, разговаривала. Она не могла дать их убить: каждый из этих молодых людей был ей дорог так, словно это ее родной ребенок. Это была ее семья, никого не готова она принести в жертву. Накинув темный плащ, она тихо отделилась от войска и пошла к месту, где ночевал он, чтобы снова просить о помощи.

Она не прошла и половины пути: с земли поднялся знакомый силуэт. Женщина просила и плакала, а он умолял ее все бросить и поехать домой. Он уведет всех, впервые нарушит слово, только если она вернется вместе с ним, поедет рядом. Она оглянулась: позади оставалась семья, которую больше не увидит, но зато все останутся живы.

Они сделали пару шагов и наткнулись на патруль царицы. Воины не узнали ее, зато хорошо разглядели врага. Он сначала защищался без оружия, но вскоре понял, что придется проучить этих молодых наглецов. Не собирался убивать – не хотел видеть ее слез, но поднял оружие и ощутил сильный удар в спину…

Она возвращалась в родные края, на этот раз со своей новой семьей, а в повозке лежал раненый. Непобедимое войско ушло, повинуясь его приказу, а он ехал умирать на чужбину. Удар был не смертельный, но важную вещь о своем подарке полководец ей никогда не говорил. Лезвие его было отравлено ядом, который медленно проникал в кровь, забирая силы. Она надеялась, что найдет врачевателей, способных его исцелить, он понимал, что еще не один день будет смотреть в глаза, на которых навсегда пропали слезы, но спастись уже нельзя. Рядом возвращалась армия, которая теперь была их семьей; наконец-то он получил все, о чем когда-то мечтал…

Она снова учила, поясняла, собирала людей, которые собирались бороться со страшным врагом, проливавшим братскую кровь. Она изучала чужой опыт и пыталась передать его всем, кто рядом. Терпеливо поясняла, как нужно готовиться к операциям, как не попасть в руки врага, как какую информацию и для чего использовать. Они были семьей, которую нужно было подготовить и не дать в обиду. Его не был рядом: он опять был занят чем-то важным. Но она чувствовала: в нужный момент он встанет рядом…

Его семья была там, на корабле: все, кто был им дорог, кого они вместе выбрали и обучили. Они не могли и не хотели ему помочь: это грозило гибелью всем. Они не узнали его, а он не хотел быть узнанным: так проще было всем. Если бы этих там не было – все решилось бы давным-давно. Не один такой корабль уже стал его добычей. Но это была семья, да, не совсем родная, да и слова он никому не давал. Но ему сова захотелось ехать домой в той повозке…

Новая Сказка о Колобке

Его поставили охранять казну, как самого честного и неподкупного. Вот только что они о нем знали? Что не позарился на пару монет и не оклеветал соседа, как просили? Ну так кто же за такую мелочь рискует своей репутацией? То ли дело – сокровища всего государства, тут ему было, где разгуляться. Сначала он брал немного, но вскоре понял, что недостачу все равно не заметят – слишком огромными были богатства.

Понемногу казна пустела, а его власть, влияние и достаток росли не по дням, а по часам. Он давно перестал бояться, что его поймают: все, кто мог это сделать, делили с ним украденное. Были в стране люди побогаче его, но мало тех, кто был изворотливее и хитрее. Он всегда служил самому сильному, угождал самому тщеславному, помогал самому подлому – и ни разу не ошибся. Он женился на деньгах, породнился с самыми могущественными, и только одно не давало ему покоя: всегда были те, кто побогаче и посильнее…

Однажды, когда он, как обычно, тащил домой очередную часть податей с казны, случилось непредвиденное. Обычный воришка на ходу вырвал у него кошелек, а за попытку закричать столкнул с городской лестницы. Он покатился по ступенькам, сломал себе шею и даже не понял, как умер…

Он клялся и божился, что это в последний раз, а этот, за книгой, согнулся пополам от хохота. Он читал и не мог понять: как же можно было столько раз попасть на одни и те же грабли. Каждый раз он поднимался с самых низов, помогал слабым и убогим, раздавал все, что имел. И каждый раз, когда перед ним оказывались кучи денег – за одну жизнь скатывался по той самой лестнице.

Ему уже было просто интересно: сколько лет пройдет до очередного падения. И сколько веков он будет подниматься обратно. Он был необучаемым, но на этот раз менялся сам мир. Странный человек перестал хохотать и спросил: «Хочешь пари? Если и теперь ты умудришься попасть сюда с таким послужным списком – это будет в последний раз, но, если только обстоятельства были виноваты, как ты утверждаешь – я накажу их вместо тебя». Человек на коленях закивал, а рука его собеседника привычным движением отправила его в новое путешествие.

Он учился, работал из года в год Жизнь понемногу налаживалась, таланты свои он реализовывал. Каждый раз, начиная новый проект, он думал, что сможет накопить достаточно, чтоб купить весь город, страну и заставить изменить законы, забравшие у него то, что когда-то имел: власть и богатство. Но законы не менялись и через пару веков его душа забыла, что значить воровать.

Он не видел в углу притаившуюся тень, но хорошо различал в темноте знакомый оскал другого, приходившего откуда-то издалека. Это существо ему не нравилось, но погибать не хотелось. Корабль удерживало только чудо: команда уже почти не справлялась. Тот, во тьме, обещал, что не тронет его, если принесет еды. И он приносил: очень странную пищу для своего странного компаньона. Он воровал их сны, добавляя яд в газ, которым дышали спящие. Существо однажды дало ему попробовать то, что оно просило для себя, и вкус так понравился, что он стал обворовывать даже своего нового приятеля, рассказывая ему байки о том, как мало еды осталось.

Эта пища туманила мозг, заставляла поверить в иллюзию, в мир, которого никогда не было. Попробовав, он сначала возвращался домой. А потом стал бродить в тех чудесных снах, где был богатым и влиятельным, изредка забредая в более скучные, в которых нужно было работать и жить честно. Давно он не мог воровать: законы изменились, поставив его в зависимость только от собственных сил. Их хватило даже для того, чтоб стать не совсем обычным человеком: его возможности усилились кратно. Но все равно он не мог больше попробовать на вкус настоящей роскоши.

Странное существо ждало, а он опять принес мало, оправдываясь, что спящие привыкли к отраве и стали меньше верить иллюзиям, даже просыпаются иногда. Их души все труднее и труднее было склонить с помощью обстоятельств на самое дно, туда, где их, полуживых жрал демон. Существо давало больше яду, пассажиры засыпали еще крепче, а он бродил по их снах, заставляя верить всех в свою значимость. Сегодня демон предложил ему выпить своего снадобья, но он отказался. Этих жалких капель все равно не хватало, зато существо будет ему верить…

Они посмотрели друг на друга, тень сделала знак, существо напротив него вытянуло руку и стало живьем есть сопротивлявшегося и орущего человека, который только теперь заметил у стены того, кому не раз кричал привычные всем фразы о том, что это в последний раз, или молил о пощаде.

Они сбросили пугавшие всех иллюзии и стояли друг против друга, думая, что делать дальше. Таких воров, как этот, развелось немало, и выявлять их стало намного проще. Вот только где они добывали яд: кто-то из команды явно действовал по своему плану. Он нарушил все договора, предал всех, и подставил всех. Оба понимали: этот кто-то не верит ни в то, что они все спасутся, ни в то, что их не сожрут, ни в то, что команда найдет выход и подготовит смену, если подольше удержаться у края. Он просто хочет остановить время для себя, забрать второй корабль и кинуть всех в топку, чтобы спастись самому. Вот только управлять им может не каждый…

Он никогда не верил миражам, не любил обман, но приучился не замечать. Команда работала, как могла, искала ответы, пыталась все исправить. Сначала это было безвредное средство: в небольших количествах помогало всем отдохнуть после работы и поискать решение в себе. Но чем больше его было, тем сложнее различать окружающий мир. Пассажиры получали больше всех, они давно верили только в свои сны.

Но им надо было просыпаться, присоединяться и помогать искать решение. Конечно не всем и не сразу, да и пугать их не хотелось. Но число тех, кто старался искать ответы, росло с каждым днем, а заодно рос их иллюзорный мир. Вот только решения не то, чтобы не было: не хватало общего. А из отрывков получались искажения и новые поломки…

Он видел их среди чужих иллюзий и миражей: тех, кто помогал в работе и тех, кто мешал. Второй почти не видел, но зато хорошо знал: и того, кто хотел улететь сам; и того, кто хотел оставаться подольше и все проверять, не доверяя новому; и тех, кто верили, что справятся лучше, а старых надо сменить; и того, кому не нужна была ни команда, ни пассажиры, а этот корабль был самый мощный.

Этот все рассчитал верно: управление можно было забрать, для работы хватило бы и одних машин. А для разгона достаточно было собрать побольше полуживого – и в топку, а за ним и живое, которое бросится помогать. Мощности теперь точно хватит, а с пробуждениями пора заканчивать. Чем больше полусонных – тем меньше средства заставить их глубоко спать. Так что всех в топку, корабль на полную, подальше отсюда — лететь и отдыхать, пока не найдет место для себя в этой Вселенной… Главное: обмануть того, в колодце…

Он ждал на дне и хорошо знал эту команду: изучил давно. Он знал, что принять решение сложно, для этого нужны силы. Прекрасно понимал, что его обманывают, но иначе добраться до них бы не смог. Он сам промышлял этим обманом, сам вел их к краю, прямо к себе. Они осмелились поверить, что смогут переиграть и бросить снова одного, а он знал, что успеет в последний момент. Эта игра его веселила в иное время, но сейчас хотелось другого. Хотелось шанс хоть когда-нибудь вернуться домой, неважно, что будет потом, и как его встретят. Но еще больше хотелось переиграть того, кто собирался пустить на разогрев его странную семью, без которой смысла выбираться уже не было…

Часы показывали, что скоро пора переключать приборы. Но он так засмотрелся, так пристально наблюдал за происходящим внутри, что все реже и реже смотрел за тем, для чего тут находился. Время переключения приближалось, скоро надо заняться работой. Мозг прояснялся, иллюзии понемногу рассеивались. Того, что он увидел, хватило, вот хватит ли сил это исправить…

❄️ Мысль проста, но любит украшаться, чтобы не выглядеть голой и безобразной, чтобы приняли и впустили. А когда ясна суть, любые украшения кажутся пустыми побрякушками, которые только отвлекают…